Книга Плач соловья - Саймон Грин

У меня есть враги, которым нужна моя голова. Не знаю, кому и зачем она понадобилась, но кто-то подсылал ко мне убийц, еще когда я был ребенком. Это связано с тем, что моя мать оказалась не человеческим существом. Вскоре после того, как мой отец об этом узнал, она исчезла. Отец потом прожил недолго: пил, пока не умер. Тешу себя мыслью, что уж я-то сделан из материала попрочнее. Случается, я не вспоминаю о своей пропавшей без вести матери несколько дней подряд.

В толпе, бурлящей вокруг меня, знакомых лиц заметно не было. Да и паланкин в случае слежки предупредил бы меня. Однако дело мне вполне могли поручить лишь для того, чтоб заманить в засаду. Такое случалось раньше. Узнать наверняка, что никаких ловушек нет, можно только при помощи моего дара — третьего глаза, от которого никто и ничто не может укрыться. А это опасно. Когда третий глаз открыт, мой разум сияет, словно маяк в вечной ночи, и самые разные существа видят меня и знают, где я нахожусь. Мои враги никогда не теряют бдительности. Но сейчас у меня нет выхода, и я использую свой дар.

На темной стороне есть свои тайные глубины и скрытые уровни и выше, и ниже обычного. Вокруг меня, будто закольцованная видеозапись, однообразно суетились всевозможные духи — мгновения, застрявшие в вечности. Линии Лея сияли так ярко, что даже я не мог смотреть на них прямо. Они сплетались в сверкающие узоры и пронизывали людей и здания, словно их там вовсе не было. На плечах прохожих сидели черные уродливые наездники: одержимости, вожделения, страсти. Некоторые из них узнавали меня и угрожающе скалили острые, как иглы, зубы. Огромными шагами расхаживали гиганты, возвышаясь над самыми высокими зданиями, и повсюду мелькали люди Света, занятые своими вечными непостижимыми трудами. Иногда люди Света обращали свое внимание на прохожих, но никогда их не трогали.

По-настоящему моим вниманием завладела многослойная магическая защита, окружавшая «Пещеру Калибана». Плотная паутина заговоров, проклятий и отвращающих рун оплетала все входы и выходы, излучая пагубную энергию. Сверхмощная высокопрочная защита, создать которую не под силу даже самому талантливому любителю. Иными словами, кто-то заплатил профессионалу целое состояние только для того, чтобы оградить от возможных неприятностей начинающую певичку. Впрочем, ни один элемент этой защиты не был настроен персонально на меня. На ловушку не похоже. Я закрыл третий глаз и задумчиво посмотрел на запертую дверь. Пока я сам не использую магию, защита меня не видит, так что остается придумать хороший предлог, чтобы попасть внутрь…

К счастью, магические средства защиты, как правило, не отличаются сообразительностью. Им это не нужно. Я изобразил приветливую улыбку, сделал шаг вперед и громко постучал. На двери из деревянного барельефа немедленно выступила жуткая рожа. Роняя чешуйки лака, деревянные губы раздвинулись, открыв кривые деревянные зубы.

— Проваливай! Клуб закрыт между представлениями. Артисты не выходят к поклонникам, не дают автографов, и тебе нечего делать у служебного входа. Если хочешь купить билет, касса открывается через час. Приходи через час или не приходи вовсе, мне плевать!

Высказавшись, лицо стало растворяться в гладкой поверхности двери. Я постучал по широкому лбу, и деревянные глаза удивленно моргнули.

— Тебе придется меня впустить. Я — Джон Тейлор.

— В самом деле? Поздравляю! А теперь вали отсюда. Я сказал, что мы закрыты, а не открыты, и какого хрена ты здесь стоишь?

Нет ничего легче, чем перехитрить наглого симулякра с больным самомнением. Я снисходительно улыбнулся:

— Я Джон Тейлор, и мне надо поговорить с Россиньоль. Открой дверь, или я из тебя обезьяну сделаю.

— Ах, прошу меня простить, сэр! Я исполняю свой долг! Я пропускаю тех, кто внесен в списки, и тех, кто знает пароль. Я не делаю исключений, даже когда мне хочется. А сейчас мне даже и не хочется. Проваливай!

— Меня прислал Уокер.

Выстрел наугад — всегда стоит попробовать. Уокера боятся еще больше, чем меня, и по очень уважительным причинам.

Лицо на двери громко фыркнуло:

— Чем докажешь?

— Не будь идиотом. С каких это пор власти утруждают себя выдачей ордеров?

— Без документа не пущу. Убирайся! Катись колбасой!

— А если не уберусь?

Из двери вытянулись две узловатые руки. Не пытаясь увернуться от них, я шагнул вперед и надавил большим пальцем на деревянный глаз. Лицо взвыло, оскорбленное в лучших чувствах. Я надавил посильнее, и хватка ослабла.

— Играй по-честному, — сказал я. — Убери руки.

Руки вернулись в дверь, я убрал большой палец, а лицо обиженно надулось:

— Крутой нашелся! Я про тебя все расскажу, вот посмотришь!..

— Открой дверь, — повторил я. — Открой, или случится очередное недоразумение.

— Ты должен сказать пароль, иначе я не могу открыть!

— Замечательно. И какой же у вас пароль?

— Ты должен сказать пароль.

— Так я и сказал. Только что.

— Нет, ты не говорил!

— Вот ведь глухой чурбан! Что я тебе только что сказал?

— Что? — озадачилось лицо. — Что?

— Пароль! — потребовал я сурово.

— Меч-рыба!

— Ну вот и умница! А теперь пропусти.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. К этому времени у деревянного лица начался нервный тик. Неразборчиво жалуясь, дверь закрылась за моей спиной.

Вестибюль смотрелся шикарно, по крайней мере там, где его не заслонял громоздкий силуэт огра, заступившего мне дорогу. Он представлял из себя квадрат восемь на восемь футов в смокинге и галстуке бабочкой. Гм… Огр многозначительно размял руки и потрещал суставами пальцев. На низком лбу было написано, что разговорами с ним не отделаешься. Глядя ему в глаза, я шагнул вперед и ударил ботинком между кривых ног. Огр всхлипнул, завел глаза и с грохотом упал на пол, где и свернулся калачиком. Некоторые цели удобно поражать как раз на крупном противнике. На пути через вестибюль и к дверям зала меня никто не побеспокоил.

Верхний свет не горел, «Пещеру» наполняли тени и сумрак. Голые каменные стены, угрожающе низкий потолок, сверкающий вощеный пол, роскошные столы и стулья, в дальнем конце — сцена, довольно высоко поднятая над уровнем пола. Стулья перевернуты на столы, между ножек вьется и стелется по полу разноцветный серпантин. Справа, в дальнем углу, оазисом света сияет бар, открытый сейчас для персонала и артистов. Десяток человек собрались за стойкой, как слетевшиеся на свет мотыльки с потрепанными крыльями.

Я направился туда по натертому полу. Никто не возражал. Видимо, все решили, что раз я здесь, то так и должно быть. Я вежливо кивнул уборщикам, приводившим помещение в порядок перед следующим представлением. Полдюжины обезьян в мундирчиках коридорных, скорбно ухая, возили по полу швабрами и курили одну самокрутку по очереди. Последнее время черной работой на Темной Стороне занято множество обезьян. Некоторые даже не успели расстаться со своими крыльями.