Книга Тайная книга Данте - Франческо Фьоретти

— Но зачем, — удивился Джованни, — вашему отцу было нужно создавать эту странную композицию, обозначая цифрами отдельные строки, да еще накануне отъезда? Если он действительно закончил поэму, то, может быть, он оставил здесь какие-то знаки, расшифровав которые мы могли бы узнать, где нужно искать последние песни поэмы? Возможно, он знал, что…

— У меня нет никаких предположений на этот счет, — ответила Антония, — однако я ясно вижу, что если прочесть указанные строки в вертикальном порядке, не принимая в расчет те, что обозначены единицами и составляют диагональ, то десять строк первого столбца поэмы в иносказательной форме намекают на женщин нашей семьи. Я говорю о себе и своей маме. Строки же второго столбца повторяют пророчества об изгнании, которые герой поэмы услышал в Аду от предводителя гибеллинов Фаринаты дельи Уберти и Брунетто Латини, мудрого наставника моего отца. Потом их повторяет в Раю Каччагвидо — наш древний предок, погибший в Крестовом походе. В третьем столбце описаны чувства, которые отец питал к своим детям, но здесь же есть много намеков на какие-то неизвестные мне события: упоминается загадочная женщина из Лукки по имени Джентукка, которая вам должна быть прекрасно известна, чего не могу сказать о себе.

Имя прозвучало так неожиданно, что Джованни почувствовал, как ноги его подкосились. Антония тем временем протянула ему листок, на который переписала десять строк, указанных в первом столбце. Не хватало лишь одиннадцатой, обозначенной единицей. Две из пяти строк были из пятой, оставшиеся три — из двадцать третьей песни Чистилища, когда герой разговаривает с Форезе Донати:

Как знает тот, из чьей руки впервые,

С ним обручась, я перстень приняла.

И тем щедрей Господь в благоволеньи

К моей вдовице, радости моей,

Чем реже зрим мы жен в благотвореньи.

Пять строк Рая были из третьей песни, где говорилось о Пиккарде, сестре Корсо Донати:

Сестрой-монахиней была я там;

Клялась блюсти и крест, на мне надетый;

Мы все, горя желанием одним —

Святому Духу подчинить всю волю,

Счастливы тем, что созданы мы Им.

— Давайте посмотрим на первый столбец, — предложила Антония, — возьмем первые две строки из пятой песни Чистилища: «Как знает тот, из чьей руки впервые, С ним обручасъ, я перстень приняла». Пятая песнь Ада говорит о женщине и о любви. То же самое можно сказать и о пятой песни Чистилища, и о Рае. Франческа да Римини — образ незаконной страсти, за которую она претерпевает наказание в Аду, Пия деи Толомеи в Чистилище олицетворяет супружескую любовь; и наконец, Беатриче в Раю — чистое платоническое чувство. Последняя строка пятой песни Чистилища содержит слова «обручась» и «перстень», на староитальянском «джемма» означает драгоценный камень, который вставили в перстень. Однако в то же время Джемма — это имя моей матери, а речь в этой песне идет о несчастной супруге. Выходит так, будто моя мать корит мужа за свою жестокую судьбу устами Пии деи Толомеи. Это звучит как обвинение, которое мой отец адресует самому себе.

— Следующие строки мне хорошо знакомы, — сказал Джованни. — Они из тех песен Чистилища и Рая, которые посвящены Форезе и Пиккардо, брату и сестре Корсо Донати, того самого, что был предводителем черных гвельфов. Именно они приговорили вашего отца к изгнанию.

— При этом они дальние родственники моей матери, — заметила монахиня. — Не забывайте, что и она из рода Донати. С этой семьей мы связаны тесными узами, а стало быть, с Форезе… Однако вернемся к тексту. Это место особенно важно, ибо мой отец всегда следовал простому правилу — не говорить слишком откровенно о близких людях или о своих чувствах. В таких случаях он всегда прибегал к риторическим фигурам. Здесь же он словами Донати выражает собственные мысли и чувства, касающиеся его жены и дочери: Форезе в Чистилище восхваляет стойкость и добродетель своей супруги. Его Нелла, как и моя мать, осталась во Флоренции совсем одна. Сам Форезе умер незадолго до того, как его лучшего друга, то есть моего отца, изгнали из города. Мать и Нелла были очень близки, они вдвоем переносили все тяготы, поэтому восхваление Неллы напрямую относится и к бедной Джемме… Моя мать очень любит именно эти строки: «И тем щедрей Господь в благоволеньи / К моей вдовице, радости моей». «Вдовицы» — ведь именно так мы с Якопо прозвали маму и Неллу за то, что они были неразлучны и слишком часто вспоминали те счастливые дни, когда отец и Форезе пребывали с нами. Тогда мы еще жили во Флоренции, мне исполнилось двенадцать.

Она вздохнула и замолчала, потупив глаза, но вскоре продолжила свой рассказ:

— В одной из строк Рая говорится о Пиккарде Донати: Сестрой-монахиней была я там, то есть на земле. Она и вправду приняла постриг, однако предводитель черных гвельфов Корсо, ее коварный брат, силком увез ее из обители, чтобы выдать замуж за Росселино Тозинги, одного из своих друзей, богатого и знатного человека. С ним ее жизнь превратилась в ад.

Та же участь ждала бы и меня, если бы моя мать поддалась уговорам дяди и позволила бы забрать меня из монастыря. Он очень давил на нее, лелея планы выдать меня за своего старого друга, пожилого вдовца, который был весьма влиятельным человеком и, несомненно, помог бы нашей семье выпутаться из сложившейся ситуации. Тогда я решила покинуть Флоренцию. Мне кажется, что в этих строках отец словно обращается ко мне и говорит: «Антония, не сдавайся! Представь, что за жизнь ждет тебя с нелюбимым мужем, которому ты тоже безразлична». Он постоянно это повторяет. В пятой песни Рая он вкладывает ту же мысль в уста Беатриче, когда она поднимается с одного неба на другое и является ему в пламени сияющей любви, при этом несказанная красота и исходящий от нее свет ослепляют его. Беатриче говорит ему о том, что земная любовь — лишь слабый отблеск Божественного света, но и она хранит в себе слабый и неосознанный след Божественной искры, отзвук той невидимой космической энергии, что пронизывает все: звезды, Вселенную, человека… Это удивительная духовная сила, которую люди всегда недооценивали. «Нет в мире таких богатств, которых хватило бы, чтобы откупиться от наших несчастий. Всем нам дана одна-единственная жизнь, и она бесценна» — вот о чем кричит он своей поэмой мужчинам и женщинам, убитым любовникам, несчастным женам и обесчещенным монахиням.

Неожиданно колокола на башне пробили девятый час, и сестра Беатриче вынуждена была прервать разговор. Она покинула кабинет. Джованни остался один с автографом Комедии в руках. В доме еще находилась старая служанка, но она была занята работой на кухне. Едва монахиня вышла, Джованни снова обратился к тетради, куда она переписала те строки, к которым отсылали пергаменты в раме. Он едва бросил взгляд на стихи второго столбца, пророчащие поэту изгнание, но долго не мог оторваться от третьего: одно лишь упоминание о Джентукке заставляло его сердце учащенно биться.

Прочтя строки, выписанные из первой части поэмы, он сразу же понял, что речь в них идет о графе Уголино, свергнутом правителе Пизы. Он, его сыновья и внуки были приговорены к голодной смерти и замурованы в башне. Строки Чистилища были из двадцать четвертой и тридцать второй песен: