Книга Есть, господин президент! - Лев Гурский

Тем временем довольная гримаса на хомячьем лице уступила место сперва задумчивости, потом беспокойству.

– Иван Николаевич, – Погодин заерзал в кресле, – а мы сегодня какая оппозиция режиму, уже непримиримая или еще конструктивная?

Тима не хуже меня знал, что у активных борцов харизма отрастает быстрее. Время от времени мы устраивали «Почве» небольшие показательные репрессии, снимая с выборов пару-тройку партийных кандидатов. В ответ Погодин исполнял перед телекамерами народные песни о разногласиях с Кремлем. Текстовки собственноручно писал лидер «Почвы», но редактировал их я, вставляя выражения посильнее. Самому Тиме до чертиков не хотелось объявлять режиму джихад, убредать из теплой обжитой Госдумы со спецбуфетом в ближайшие леса и оттуда подстраивать всякие патриотические каверзы раменскому тушинскому, химкинскому и прочим шерифам. Кроме того, Тима обожал себя в телеящике. А попробуйте-ка разок провести ток-шоу в сырой землянке или шалаше.

– Непримиримым ты станешь за две недели до выборов, – успокоил я Погодина. – Раньше не надо. Пока у тебя статус бельма на глазу у власти, месяца через три дорастешь до язвы, ближе к красной дате начнешь помаленьку превращаться в опухоль.

– А в опухоль доброкачественную или злока… – взялся было уточнять Тима, но тут застрекотал аппарат внутренней связи, и я кратким жестом повелел хомяку заткнуться.

– Что-то срочное, Софья Андреевна? – спросил я в трубку. Когда я принимаю посетителя – даже такого, как Погодин, —

Худякова тактично старается не тревожить меня по ерунде.

– Серебряный на второй линии, – доложила секретарша.

– Ну и..? – поторопил я ее.

Софья Андреевна, добрая душа, все никак не могла привыкнуть, что Серебряный больше мне не начальник. И вообще он, грубо говоря, теперь никто. Просто пенсионер федерального значения с десятком льгот сверх нормы. Спецльгот, как выразился бы Тима.

– Во-первых, говорит, что опять приболел, – стала дотошно перечислять Худякова, – и у него опять сердце. Во-вторых, он хотел бы, Иван Николаевич, с вами срочно обсудить какое-то дело. Он не уточнил мне, какое конкретно. Сказал только, что важное.

Еще год назад у Серебряного никакого сердца не было в помине. Но с тех пор, как он ушел на покой и перешел с коньяка на водку, он тут же сделался больным-пребольным и стал периодически названивать мне на рабочий номер в служебное время. И всякий раз по важнейшему вопросу всемирного масштаба. Да, конечно же, я помню, Виктор Львович, сколько вы для меня сделали и как вы меня двигали, я это о-о-очень ценю. Я благодарен вам как наставнику, учителю, второму папе и прочее, прочее, пятое-десятое-сотое… Ну сколько же можно меня доставать, старый ты мудак?! Все слова я тебе сказал. Все подарки сделал. У тебя столько теперь замечательных вещей: уйма времени, дача, домашние тапочки, книги, аквариум. А как помрешь, выделим тебе персональную грядку на Новодевичьем. Зачем тебе еще Ваня Щебнев, а, старик? Зачем?

– Хорошо, – буркнул я, – скажите, я ему перезвоню, когда освобожусь. А вы пока отправьте к нему кого-то из кардиологов ЦКБ, и лучше бы – самого Дамаева. Если Рашид Харисович на операции, пусть съездит сразу как закончит. А если в карты засел играть, пускай прервется. Преферанс для мусульманина – дело святое, понимаю, но упросите его от моего имени…

Разговаривая с секретаршей, я отвлекся от Тимы, на минутку утратил бдительность. И зря. Вместо того чтобы сидеть смирно, держать ручонки на коленках и есть глазами начальство, Погодин проявил активность. Когда я спохватился, лидер партии «Почва» уже что-то смахивал брезгливо с пухлой ладони на пол… Неужто он осмелился на эгао? Ах негодяй! Ну что за хомяк проклятый!

Выскочив из-за стола, я обнаружил на ковре рядом с гостевым креслом маленький черный труп.

– Обнаглели совсем, – пожаловался Тима, вытирая указательный палец о красную бархатную обивку. – Тараканов на Руси развелось—ужас сколько. Даже до Кремля, смотрите, один добрался. И ведь не испугался меня, скот такой, напролом попер!

Я поднял мертвеца за лапку, внимательно его рассмотрел. Так и есть. Тараканий спорт понес невосполнимую утрату. Бедный Васютинский пал смертью храбрых. Каким-то образом фаворит сегодняшних гонок смог выбраться из жестянки, покинул запертый ящик стола, отправился в романтическое путешествие по кабинету—и каков финал? Нелепая смерть от пальца жирного Тимы.

Не то что я по-идиотски сентиментален и жизнь отдельно взятого таракана мне хоть сколько-нибудь дорога. Взбесило меня иное: бесстыдное покушение постороннего говнюка на мои властные полномочия. Тима, этот крохотный прыщ на бескрайней жопе Мироздания, похоже, возомнил себя наместником бога. Нет уж, дудки. Кому жить и кому умирать, в этом кабинете решаю я. Я!

Вождь партии «Почва» не раз видел меня сердитым. Но таким сердитым, подозреваю, – еще ни разу. Он поспешно открыл рот, желая оправдаться и, наверное, переложить вину за гибель таракана на своего вечного врага Чванова.

Однако я не дал Тиме даже пискнуть. Я сразу затолкал ему в рот труп Васютинского.

– Ешь! – с ненавистью проговорил я, сжимая ладонью его хомячьи щеки. – Убил дичь? Так жуй ее! И жуй хорошенько. Это последняя, имей в виду твоя жратва оч-чень надолго. Будешь патриотом теперь не на словах, а на деле. Митинги ваши мне осточертели. С этой минуты весь политсовет твоей партии, начиная с тебя лично, объявляет го-ло-до-вку в защиту прав русского меньшинства в… где вы еще не отметились?., допустим, в Тибете. Ты понял, гад?

– Шажве ф Шижете шешь шужжие? – жалобно спросил у меня из-под ладони Тима. Думаю, это означало: «Разве в Тибете есть русские?»

Не выпуская из руки погодинских щек, я другой рукой дотянулся до клавиши громкой связи:

– Софья Андреевна, срочно проверьте, есть ли русские в Тибете.

Через полминуты голос секретарши из селектора подтвердил мне:

– Точно есть двое, Иван Николаевич. Наши альпинисты Шалин и Болтаев, их как раз сегодня лавиной отрезало от базового лагеря. Утром в новостях передавали три раза.

– Усек? – спросил я у Погодина. – Будете голодать до тех пор, пока эти двое придурков не спустятся с горы. А если они, не дай бог, возвратятся раньше, чем через неделю, то вы без перерыва продолжите голодать – в защиту снежного человека.

И глядя на увядшую от горя морду хомяка, я злорадно добавил:

– Про кремлевскую диету слышал? Считай, ты уже на ней сидишь.

Глава пятаяКиллер за спиной (Яна)

Голову втянуть в плечи, глаза зажмурить, уши заткнуть, дыхание задержать и быстро-быстро молиться про себя – вот, пожалуй, наиболее дурацкий способ встречать врага. Есть вариант получше: по примеру героических предков, защищавших от римлян Масаду можно рвануться в атаку на неприятеля и напоследок вцепиться ему пальцами в горло, а зубами в ухо. Короче, доставить ему своей смертью множество мелких моральных неудобств…