Книга Любовь черного лорда - Энн Стюарт

Барбара бросила на графа убийственный взгляд и снова обратилась к Натаниэлю:

— Будьте осмотрительны, мистер Хепберн. Не доверяйте этому господину, иначе очень скоро останетесь, как и он, без души. Нет, граф, я приехала к вам прямо в пеньюаре. Хотела сказать вам нечто очень важное, торопилась и забыла одеться.

С этими словами женщина вышла из гостиной. Киллоран последовал за ней. За дверью он на мгновение придержал ее за плечи.

— Вы простудитесь, если будете разгуливать по Лондону в подобном виде, — заметил он неодобрительно.

— Да вам-то что, — фыркнула Барбара.

— Не скажите, — сварливо возразил граф. — Встречи с вами так меня всегда радуют!

Она улыбнулась и облизала губы:

— Я могу порадовать вас еще больше.

— Сомневаюсь, чтобы мой юный гость одобрил это.

Барбара внезапно стала серьезной.

— Зачем он вообще здесь, Джеймс?

— Я ведь сказал, что по доброте душевной принял его в дом. Пообещал отцу мальчика, что введу его сына в свет.

— В жизни не поверю, чтобы вы сделали что-либо по доброте душевной, — прошипела Барбара — Чему хорошему вы можете научить мальчика?

— Ну, не такой уж Натаниэль и мальчик. Годами он постарше вас.

Барбара саркастически улыбнулась.

— Да уж, таких старух, как я, поискать, — горько заметила она. — Отправьте его домой, Джеймс. Пусть в этом мире останется хоть что-то чистое.

— Пусть. Но домой он пока не поедет. Ничто не мешает Натаниэлю остаться чистым и в Лондоне, — Киллоран небрежно погладил женщину по щеке.

Она повела плечами от этой случайной ласки — расчетливый, отработанный жест. Граф улыбнулся, а Барбара повторила:

— Отправьте его домой. Прямо сейчас. А я останусь…

— Ну куда же я его отправлю на ночь глядя? Это негостеприимно, не по-родственному… — граф показал женщине глазами на дверь, около которой уже застыл Джеффрис.

Барбара громко выругалась, и непристойное слово, эхом разнесшееся по дому, наверняка достигло ушей Натаниэля Хепберна, вновь вогнав несчастного в краску.

Глава 3

Эмма Ланголет знала, что природа наделила ее целым рядом несомненных достоинств, у которых, впрочем, была и обратная сторона. Она была сильной, и это позволяло успешно справляться с болью — как физической, так и душевной, но там, где слабая разрыдалась бы и избежала мучений, Эмме приходилось терпеть до конца. Она считала себя достаточно привлекательной, хотя и слишком высокой. Черты лица у нее правильные, однако, белоснежная кожа усыпана — с точки зрения самой девушки, испорчена — веснушками. Глаза красивые — карие, с оттенком верескового меда, но близорукие. Но главная проблема — это, конечно, волосы… Эмма ничего бы не пожалела за скромные русые локоны, однако природа наградила ее медно-рыжей копной. Кузина Мириам говорила, что такие волосы бывают только у ведьм.

В довершение ко всему Эмма была слишком умной для женщины. Это, впрочем, сослужило ей хорошую службу. Обладай она всего лишь средними способностями, ни за что бы не поняла, с какими намерениями вошел к ней тогда на постоялом дворе дядя Хорас.

Об Эмме Ланголет позаботилась не только природа, но и отец — он оставил ей прекрасное состояние. Не приличную сумму, способную обеспечить безбедное существование, а настоящее богатство. Ни к чему хорошему это, впрочем, не привело. Кузина Мириам управляла домом на Крауч-Энд железной рукой и с первого дня появления там Эммы дала понять, что требовать ни пенни из своего состояния та не вправе. Все будет идти на дела, угодные Господу. На какие именно, Мириам не рассказывала, и Эмме приходилось верить ей на слово. Будь она бедной, родственники вряд ли взяли бы ее к себе. И уж тем более дяде не пришло в голову избавиться от нее…

Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Эмма всегда боялась дядю Хораса. Ее пугали взгляды, которые он бросал на нее, когда рядом никого не было. И уж тем более ей не нравились те щипки и похлопывания, которые дядюшка в последнее время позволял себе все чаще и чаще. Однако она была чересчур наивна, чтобы разглядеть за этим непристойные желания. В свои девятнадцать лет Эмма практически не общалась с мужчинами. Кузина Мириам — суровая, гордившаяся своей безупречной репутацией, была намного старше и столь яростно защищала Эмму от пагубного, с ее точки зрения, влияния извне, особенно мужского, что та оказалась в доме на Крауч-Энд в полном уединении. Немногие представители противоположного пола, которые сюда допускались, были лично отобраны и одобрены Мириам де Винтер — их высокая нравственность ни в чем не уступала ее собственной.

Впрочем, Герти, старая служанка кузины Мириам, просветила Эмму — объяснила ей все предельно откровенно. Это объяснение одновременно пугало и завораживало… Детали отношений между мужчиной и женщиной привели Эмму в ужас, особенно если мужчиной представить Хораса де Винтера. Однако после разъяснений Герти у нее не осталось сомнений в том, какие именно желания побуждали ее дядю столь часто протягивать к ней руки.

Эмме пришлось использовать в качестве прикрытия кузину Мириам — разумеется, не посвящая последнюю в то, что именно она прикрывала. Если бы эта тощая, суровая девица хотя бы заподозрила, какие чувства питает ее отец к Эмме, она бы в ту же секунду превратила жизнь в доме в ад для всех его обитателей. Сказать по правде, она и так в этом весьма преуспела, даже без подозрений подобного рода…

Конечно, Мириам любила отца — любила настолько, насколько вообще способна была на это чувство. На другое — ненависть и зависть к осиротевшей кузине с ее огромным наследством — она оказалась способна куда как больше. Тем самым наследством, которое в один далеко не прекрасный для Винтеров день должно было стать достоянием мужа Эммы. Словом, новость о смерти отца выбьет Мириам из колеи привычной жизни по многим причинам.

Смерть была уготована отнюдь не ему. Эмма понятия не имела, когда похоть дяди Хораса воплотилась в столь страшный для нее план — овладеть племянницей, а потом избавиться от нее. Сама мысль о том, что он хотел убить ее, казалась девушке настолько нелепой, что она никак не могла до конца поверить в это. Как не могла Эмма поверить и в то, что жертвой в итоге стал сам дядя Хорас — пал, сраженный шпагой, которая оказалась в ее собственной руке.

И тем не менее факт оставался фактом. Она стояла в комнате над его окровавленным телом, а инстинкт самосохранения кричал, что надо бежать. Бежать, бежать, бежать! Скрыться, пока ее не вытащили во двор этого постоялого двора и не повесили на груше, давшей ему название.

А потом появился он… Такой странный… Такой красивый… Сначала он иронизировал над Эммой, а затем взял на себя ее вину.

Мотивы незнакомца, о которых он сказал так прямо, девушке были не совсем понятны. Она вообще плохо соображала. А еще она смотрела в его бездонные зеленые глаза и действительно не видела там дна… Неужели его невероятный поступок был продиктован только скукой? Странно, но она не хотела этому верить.