Книга Лучшее место на Земле - Екатерина Белецкая

– Долбаный кретин, твою мать! – орал на него Ленин. – Морда козлиная! Хватит над людьми издеваться!

– Я ни над кем… – начал было Ит, но Ленин сунул пудовый кулачище ему под нос.

– Ты не «ни над кем», тебя по харе доской взгреть надо, чтобы прекратил свои фокусы тупые!!! Если я тебя еще раз там днем увижу, я тебя, суку, в Москва-реке утоплю своими руками! Мне Васильич все рассказал…

– Что он рассказал? – безучастно спросил Ит.

– Про тебя все рассказал!.. Как они тебя, гаденыша, полгода выхаживали! Если ты себя не уважаешь, ты хоть их уважай! Люди тебе жизнь твою сраную спасали – для чего?! Чтобы смотреть, как ты эту жизнь херишь, не глядя?!

Ит слушал эту отповедь молча, а потом, когда Ленину надоело орать, просто встал и ушел сидеть на своем подоконнике.

Слова оставались словами, а жизнь оставалась жизнью.

Ит думал – отрешенно, безучастно анализируя все, что вспоминалось или просто приходило на ум. Все, что было в прошлом, выстраивалось теперь в каком-то ином порядке.

Взять, например, ту же Орбели-Син.

Они ведь ее любили, оба любили. И сильно, особенно в первые годы. До восторга, до дрожи. Эта хрупкая, как тростинка, искательница приключений долго не давала им покоя – что говорить, любой гермо, не задумываясь, пошел бы за ней, как хвостик, и беспрекословно выполнил бы любой каприз или желание… они исключением не стали. Ит до сих пор удивлялся, что, кроме, конечно, полной свободы, она в них со Скрипачом тогда нашла? Ну да, деньги, общественное положение, дом, который они ей построили. Может, и так.

Странная, странная… Особенно странно получилось с Фэбом-младшим – вот уже чего-чего, а такого финта ни Ит, ни Скрипач от Орбели-Син не ожидали. Какое чудесное это было время!.. Как им было хорошо тогда, всем вместе – Орбели всегда плевала на любые семейные стандарты и правила, и они, нисколько не смущаясь, собирались несколько лет впятером, всей семьей. Орбели, Фэб-старший, Фэб-младший и они двое… как это было смешно, как здорово – нестись сломя голову на вопль «папа!» и, добежав, обнаружить, что финишировал ты вторым – Скрипач опередил. Как прекрасно было после трехмесячной отработки вернуться домой и обнаружить, что приехали Орбели и сын – значит, можно будет рассказывать на ночь сказки, гладить по голове, выслушивать всякие очень важные детские истории, учить, помогать, да просто любить всех – мужа, жену, сына…

Все исчезло.

Все ушло.

Ит вспомнил, что при последней встрече Орбели вела себя как-то совсем уж странно. Сначала потребовала от каждого из них «внимания», причем не по одному разу, а потом ни с того ни с сего закатила вечеринку, на которую пригласила тьму народу: от своих родственников в большом количестве до группы, в которой работали Ит и Скрипач.

А потом пропала.

Сейчас Ит понял – это было, по всей видимости, такое вот прощание, в стиле Орбели. Они много лет пробыли вместе, они вырастили замечательного сына, и теперь ей снова захотелось чего-то совсем уж странного, вот она и решила, что эти двое гермо ей больше не нужны.

«Я никому не нужен, – думал Ит. – Наверное, я был нужен только Фэбу. Ну почему все – вот так? В чем я провинился?..»

Наверное, в этом теплом южном городе настолько холодно было ему одному, никому больше. Холод разъедал душу, и пересилить этот холод не могло уже ничто – ни теплое солнце, ни люди, ни даже время.

* * *

После ссоры с Лениным Ит стал по вечерам уходить из общежития и возвращался далеко за полночь. Общество грузчиков стало тяготить его все сильнее, хотелось одиночества. Первые дни он бесцельно бродил по окрестным дворам, нигде подолгу не задерживаясь. Контраст, который он видел, был разителен – по сравнению с окружающей застройкой высотка выглядела, как слон в стае воробьев. Двух– и трехэтажные дома, сто лет не ремонтированные, убогие, обшарпанные… заросшие травой и лопухом дворы… разбитый выщербленный асфальт, узкие грязные каналы, через которые перекинуты шаткие мостики, и крапива в человеческий рост по берегам. Лодки и катерки «богатеньких», пришвартованные к утлым мосткам, запах тины и мокрого дерева.

Нехитрое хозяйство живущих тут людей – веревки с бельем, грядочки с огурцами и помидорами прямо под окнами, в палисадниках, кое-где – крошечные клумбы, обложенные битым кирпичом, а на клумбах опять нехитрое – настурции, бархатцы, календула…

Вскоре он освоился. Вычислил пару булочных, где всегда можно было взять хлеба, чтобы перекусить, нашел три колонки, из которых можно было напиться холодной, пусть и с привкусом ржавчины, воды.

Постепенно его блуждания даже несколько упорядочились – например, он старательно избегал выходить на берег Яузы, где было слишком людно. Потом начал прихватывать с собой книжку – легко прикинуться, что сидишь и читаешь, если устал. На самом деле Ит, конечно, не читал. Книжка (какой-то старый, истрепанный учебник) была заложена потертой целлулоидной закладкой на странице двести двадцать один. Закладка своего места никогда не покидала.

Спал Ит все хуже и хуже, почти каждую ночь он просыпался от духоты и выбирался на улицу, там становилось полегче. Один раз его поймал во дворе почему-то сильно задержавшийся на работе Федор Васильевич и на следующий день учинил форменный допрос, в результате которого Ит снова очутился в палате, где провел в этот раз целую неделю.

– Что вы делаете? – страдальчески вопрошал Федор Васильевич. – Господи, до чего вы себя довели?! Ит, я вас очень прошу, возьмите себя в руки, пожалуйста. Нельзя же так!..

– Почему? – безучастно спросил Ит.

– Да потому, что вы себя в могилу загоните! – в отчаянии ответил шеф лаборатории контактов. – Если вам себя не жалко, то вы хоть нас пожалейте!

– Каким образом?

– У вас депрессия. Вы сами что, этого не видите?

– Ну и что? – вяло удивился Ит. – Ну да. Депрессия.

– О, боже… Ит, вам надо лечиться. И срочно. Вы сейчас выглядите хуже, чем в тот момент, когда вышли из комы, черт побери! Если у вас не получается справиться самостоятельно, то вы должны начать принимать антидепрессанты, снотворное, седативные… Вы опять едите один раз в день, да? Не врите, я же вижу, насколько сильно вы похудели.

– Почему я должен это делать, если я не хочу?..

– Да потому, что я не могу спокойно смотреть, как на моих глазах погибает человек! – взорвался Федор Васильевич. – И в данный момент мне наплевать на то, что вы – гость. Это не имеет значения.

– Даже так?

– Да, даже так.

Ит ничего не ответил. Он сидел на стуле и неподвижно смотрел куда-то на пол у себя под ногами. Граница солнечного квадрата и глубокой тени под массивным дубовым столом…

– Если бы вы хоть как-то смогли начать реагировать. – Голос Федора Васильевича стал просящим. – Ну хоть на что-то. Я вас очень прошу, начните принимать препараты. Сейчас хотя бы недельку пролечим, отдохнете и выспитесь, а потом…