Книга Ночи нет конца - Алистер Маклин

Мария Легард одобрительно посмотрела на мою работу.

— Вижу; вы действительно кое-чего поднахватались, доктор… э…

— Мейсон. Питер Мейсон. Друзья зовут меня Питером. — Питер так Питер. А ну, Елена, живо облачайтесь. Пятнадцать минут спустя мы были уже в лагере. Джекстроу пошел распрягать и привязывать собак.

Мы с Джессом помогли обеим женщинам спуститься по крутой лестнице в нашу берлогу. Но, оказавшись внизу, я тотчас же позабыл и о Марии Легард, и о Елене, пораженный представшей мне картиной. Гнев и тревога на лице Джосса, стоявшего рядом, сменились выражением ужаса. То, что он увидел, касалось каждого из нас, но Джосса в особенности.

Раненый летчик лежал там же, где мы его оставили. Остальные стояли полукругом у камелька. У их ног валялся большой металлический ящик. Это была рация, наше единственное средство связи с внешним миром. Я плохо разбираюсь в радиоаппаратуре, но даже я, как и остальные, понял — и мысль эта обожгла меня кипятком, — рация безнадежно испорчена.

Глава 3 Понедельник С двух до трех ночи

Воцарилась гробовая тишина. Лишь полминуты спустя я сумел заговорить. А когда заговорил, голос мой звучал неестественно тихо в неестественной тишине, нарушаемой лишь стуком анемометра.

— Великолепно. Действительно великолепно. — Медленно обведя взглядом присутствующих, я ткнул пальцем в изувеченную рацию. — Что за идиот сделал это? Кому пришла в голову такая гениальная мысль?

— Да как вы смеете, сэр! — Побагровев от гнева, седовласый «полковник» шагнул ко мне. — Попридержите свой язык. Мы не дети, чтобы с нами…

— Заткнись! — произнес я спокойно, но, по-видимому, в моем голосе было нечто такое, от чего он, стиснув кулаки, умолк. — Ну, так кто мне ответит?

— Пожалуй… пожалуй, виновата я, — выдавила стюардесса. Ее лицо, на котором неестественно ярко выделялись широкие брови, было таким же бледным и напряженным, как и. тогда, когда я впервые увидел ее. — Я во всем виновата!

— Вы? Единственный человек, который должен знать, как важна для нас рация? Ни за что не поверю!

— Боюсь, вам придется поверить, — уверенным негромким голосом сказал мужчина с рассеченной бровью. — Возле передатчика никого кроме нее не было.

— Что с вами случилось? — поинтересовался я, увидев, что рука у него в крови и ссадинах.

— Заметив, что рация падает, я попытался подхватить ее. — Криво усмехнувшись, мужчина добавил:

— Зря старался. Увесистая штуковина, черт бы ее побрал.

— Вот именно. Но все равно спасибо. Руку перевяжу вам попозже. — Я снова повернулся к стюардессе. Но даже ее бледное исхудалое лицо и виноватое выражение глаз не смогли утишить моего гнева и, по правде говоря, страха. По-видимому, рация рассыпалась у вас прямо в руках?

— Я уже сказала, я виновата. Только я опустилась на колени рядом с Джимми…

— Каким еще Джимми?

— Джимми Уотерман — помощник командира самолета. Я…

— Помощник командира? — прервал я ее. — Выходит, радиооператор помощник командира?

— Да нет же. Джимми пилот. У нас три пилота. Бортрадиста в экипаже нет.

— Нет? — начал было я, но задал другой вопрос:

— А кто же тот человек, который остался в помещении для отдыха? Штурман?

— В составе экипажа нет и штурмана. Гарри Уильямсон бортинженер.

Вернее, был бортинженером.

Ни бортрадиста, ни штурмана… Многое изменилось за эти несколько лет, после того как я совершил трансатлантический перелет на борту «Стрейтокрузера». Не интересуясь больше составом экипажа, я кивнул в сторону разбитой рации:

— Как это произошло?

— Вставая, я задела стол, ну и… рация и упала, — неуверенно закончила она.

— Ах вот как, упала, — недоверчиво повторил я. — Передатчик весит полтораста фунтов, а вы его запросто смахнули со стола?

— Я его не роняла. Ножки у стола подвернулись.

— У него нет никаких ножек, — оборвал я ее. — Только кронштейны.

— Значит, кронштейны сорвались. Я взглянул на Джосса, который прикреплял стол и устанавливал рацию.

— Могло такое случиться?

— Нет, — категорически возразил он.

Снова в жилом блоке воцарилась тишина. Напряжение, от которого все чувствовали лишь неловкость, стало почти невыносимым. Но я понял, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут, а только повредят. Рация разбита. Это конец.

Ни слова не говоря, я отвернулся, повесил на гвозди меховую одежду, снял защитные очки и рукавицы.

— Давайте взглянем на вашу голову и руку, — обратился я к мужчине с рассеченной бровью. — На лбу у вас довольно неприятный порез. Оставь пока рацию в покое, Джосс. Свари сперва кофе, да побольше. — В эту минуту я увидел только что спустившегося по трапу Джекстроу, который тоже с изумлением воззрился на разбитый передатчик. — Знаю, Джекстроу, знаю. Потом тебе объясню, хотя и сам толком не понимаю, как это случилось, Будь добр, принеси несколько пустых ящиков из склада продуктов, чтобы было на чем сидеть. И бутылку бренди прихвати. Нам всем он окажется как нельзя кстати.

Едва я начал обрабатывать рану, как к нам подошел тот самый любезный молодой человек, который помогал мне спустить вниз раненого помощника командира. Посмотрев на него, я понял, что, возможно, он не настолько уж и приветлив, каким показался мне вначале. Я бы не сказал, что у него было враждебное выражение лица, но холодный оценивающий взгляд глаз выдавал в нем человека, знающего по опыту, что сумеет справиться с любой ситуацией — как благоприятной, так и нет.

— Послушайте, — начал он без лишних слов, — не знаю, кто вы и как вас зовут, но мы благодарны вам за все, что вы для нас сделали. Весьма вероятно, мы вам обязаны жизнью. И признаем это. Нам также известно, что вы исследователь и приборы вам чрезвычайно необходимы. Так ведь?

— Так. — С этими словами я плеснул на рану йоду. Но пострадавший обладал выдержкой и даже глазом не моргнул. Затем посмотрел на говорившего.

Такого не следует сбрасывать со счета. За этим умным лицом скрывались жесткость и упорство. Подобные качества не прививаются в привилегированном колледже, который наверняка окончил этот молодой человек. — Хотите еще что-нибудь прибавить?

— Да. Мы полагаем… Виноват, я полагаю, что вы слишком грубы с нашей стюардессой. Вы же видите, в каком состоянии бедная девушка. Согласен, вашей рации каюк, и вы вне себя от злости. Но к чему срывать на ней свою злость? Все это время мой собеседник говорил спокойно, не повышая голоса. Радиопередатчик — вещь заменимая. И этот будет заменен, обещаю вам. Через неделю, самое большее через десять дней, получите новую рацию.