Книга Седьмая свеча - Сергей Пономаренко

Только он подъехал к воротам, как к нему тут же подскочила Маня:

— Где же вы пропадаете? Идемте быстрее! — И она, держа его за руку, буквально поволокла за собой в дом. Рука у нее была холодная какая-то, неживая.

В доме было многолюдно, все стояли плотно, как шпроты в банке, но Маня невероятным образом смогла протолкнуть его почти до самого гроба. Там люди стояли, как скалы. Одуревшие от нехватки кислорода в помещении, запаха расплавленного воска и ладана, певчие пели что-то слишком заунывно-пессимистическое даже для похорон. Маня всунула ему в руки маленькую горящую свечу, у нее в руке была такая же.

— Читай молитву, можно про себя, — приказала она.

— А я и не знаю, — пробормотал Глеб.

— Ну, хотя бы «Отче наш», — подсказала она.

Глеб хотел объяснить, что в жизни никогда не читал молитв, но тут, к своему удивлению, начал вспоминать слова, не будучи уверенным в том, что правильно вспомнил.

— Отче наш, еже си на небеси. Да хранится имя твое, да хранится дело твое, — прошептал он.

— Скажи «аминь!» — строго приказала она.

— Аминь! — послушно повторил он.

— Теперь задуй свечку и передай, пусть ее положат в гроб, — распорядилась она и задула свою свечу.

Глеб послушно выполнил указание и, отведя глаза, отдал ей свечу. Все это ему напомнило общественный транспорт в часы пик, когда передаешь деньги кондуктору через других пассажиров. Было очень душно, и он стал проталкиваться к выходу, рассудив, что этим странным ритуалом его участие и ограничивается.

Выбравшись на волю, он глубоко вдохнул, мысленно прикидывая, сколько ему еще придется пробыть в этом селе. Да, сегодня никак не удастся уехать обратно в город, ведь завтра будет панихида на кладбище. Из дома повалил народ, и стала выстраиваться похоронная процессия. Его снова нашли и отправили в дом. Оказывается, теща еще лежала на диване, вся усыпанная цветами, живыми и бумажными. Рядом стоял обитый черным крепом новенький гроб, пахнущий сосной.

— По нашему обычаю в гроб покойника должны уложить его родственники и близкие друзья, — кто-то шепнул ему на ухо, и он послушно подошел к теще.

Ее лицо сильно потемнело, стало черным, как у негра. Спокойствие и безмятежность исчезли с лица, а отвисшая челюсть придавала ему выражение озабоченности и даже злости. Покойников Глеб не то что боялся, но испытывал к ним брезгливость. Пересилив себя, он взял тещу за ноги. Тело оказалось удивительно тяжелым, несмотря на то что его подняли и уложили в гроб четыре человека. Ее голова дернулась и неестественно свесилась на плечо, невероятным образом вытянулась шея. Словно из ниоткуда возникли женские руки и поправили голову. Глеб не поднимал глаза на поправлявшую, и от этого казалось, что руки существуют сами по себе. На диване осталось большое влажное пятно по контуру туловища, и он почувствовал легкую тошноту. Как сквозь вату, до него доносились голоса присутствующих, занятых подготовкой покойника.

— Господи, кто же так делает — покрывалом укутали, а веревки с ног не сняли! Куда тащишь ножницы, развязывать надо, а не резать! Вот так-то лучше.

— Челюсть бинтом подвяжи, поаккуратней и незаметно. А не получается у тебя потому, что вначале язык во рту надо поправить. Вот так. Теперь привязывай.

— Свечи в гроб положила, а ты их пересчитывала? Нет? Давай сейчас считай. Одна, две, три, пять, шесть… Шесть? Всего шесть? А где седьмая свечка? Ищи внимательней. Нет? Теперь жди неприятностей. Кто-то украл свечку. Быть беде, помоги нам Господи! Ладно, заканчиваем, веревки уложите в гроб. Хорошо, хоть их не украли. Да, так незаметно.

— Наконец все готово. Зовите мужиков, которые будут нести гроб. Кто-кто? Копачи будут нести!

— Нет, из хаты обязаны родственники и близкие вынести на рушниках, а во дворе уже передать копачам.

— Нет, копачи сразу несут гроб из хаты.

— Это у вас так, а у нас родичи обязаны.

Глеб, совершенно одуревший, взялся за край полотенца, продетого под днище гроба, и помог вынести его во двор. Тут он внезапно осознал, что выносили они гроб не через узкую входную дверь, а через специально открытую, очень широкую дверь, так что им ничего не мешало. До этого скрытая под ковром, висевшим на стене, эта дверь ждала своего часа десятилетиями. Ему представилась картина, как жизнерадостные рабочие строят этот дом, а рядом ходят не менее жизнерадостные здоровяк хозяин, красавица жена и стеснительная малолетняя дочурка, прячущаяся за юбку матери. Значит, уже когда строили, учитывали, что жизнь человеческая коротка и потребуется этот широкий проход, чтобы в свое время вынести вперед ногами пока еще улыбающегося и пышущего здоровьем хозяина, красавицу жену, их дочь. Memento more. Помни о смерти, говорили древние римляне и не забывали о ней даже за пиршественным столом, так как в те времена он мог в одну минуту превратиться в поминальный. Или взять, к примеру, мрачный культ Осириса у древних египтян… Но похоронная процессия уже построилась, и Глеб вернулся мыслями к настоящему.

Похоронная процессия вытянулась в длинную разноцветную змею-кобру, голова которой была украшена двумя голубыми хоругвями. Ее капюшон образовали восемь человек — они несли на специальных носилках гроб, утопающий в цветах, в основном красных. Затем следовала беспорядочная человеческая толпа, постепенно сужающаяся к концу-хвосту. Шли, как показалось Глебу, очень долго, с двумя остановками на перекрестках дорог, но когда он посмотрел на часы, оказалось, что прошло всего полчаса. Долго собиравшийся дождь не оправдал опасений, так и не излился на землю слезами и даже позволил на время выглянуть несмелому, по-осеннему тусклому солнышку, разогнавшему свору черных толстых дармоедок-туч. Время подкрадывалось к четырем часам вечера, и солнышко, едва выглянув, стало стремительно падать за горизонт.

Толпа, запрудившая и преобразившая место, где не так давно побывал Глеб, придала ему некую торжественность. Специальных речей не было. Ольга упала на грудь матери и зарыдала. Ее с трудом оторвали, и неожиданно ее место заняла рыдающая Маня. Глеб был поражен, до этого он не замечал проявления сочувствия к покойнице с ее стороны. Маня поднялась и исчезла в толпе. Когда Глеб, в свою очередь, наклонился, имитируя то ли поклон, то ли воздушный поцелуй без помощи рук, он похолодел от ужаса — ему показалось, что веки покойницы дрогнули, выпустив зловещий лучик взгляда. Отпрянув от гроба, Глеб еще раз внимательно взглянул на покойную. Глаза ее были наполовину приоткрыты, блеснули белки без зрачков. Трупные пятна явственно выступили на лице, они отдавали синевой даже сквозь смуглую кожу. Кругом зашушукались:

— Следующего высматривает. Скучно ей уходить — сотоварища выискивает!

«Нервы стали пошаливать. Завтра после поминок надо немедленно ехать домой», — еще раз напомнил себе Глеб.

Обратно возвращались напрямик, через огороды. Этот путь занял от силы семь минут. Во дворе румяные молодухи, несмотря на осеннюю прохладу в одних тонких белых рубашках, сливали из кувшинов на руки вернувшимся с кладбища и давали им вытереть руки душистыми, пахнущими чистотой длинными льняными полотенцами. Вымыв руки, народ устраивался на лавках за поминальным столом. Над столом был натянут громадный кусок брезента, прикрепленный с одной стороны к крыше дома, а с другой — к крыше летней кухни.