Книга Кагуляры - Ефим Яковлевич Курганов

силы, а настоящая сила не испытывает никакой надобности в том, чтобы юлить. Надо признавать допущенные промахи и делать соответствующие выводы – так я полагал тогда, в январе 1935-го. Я видел в честности залог победы.

Теперь очевидно, что нам уже никак не победить, и что демократия по-еврейски (а другой-то и нет) окончательно погубит Францию. Слава богу, я этого уже не увижу, хотя невыразимо грустно осознавать, что у нас против опасности еврейства уже и слова нельзя молвить: засудят и засадят… но я опять отвлёкся, поэтому мне надо сделать над собой усилие и мысленно вернуться к тому январскому завтраку, организованному редакцией «Аксьон Франсез».

Среди приглашённых оказалось много тех, кто в своё время присутствовал на совещания 2 февраля 1934 года, но были и новые лица, или я просто не заметил их в прошлый раз. Были приглашены маршал Франше д’Эспере, начальник Генерального штаба французской армии генерал Вейган (как я узнал потом, он помогал маршалу составлять диспозицию наших действий 6 февраля на площади Согласия), герцог де ля Форс, герцог Поццо ди Борго, писатель Поль Бурже, а также Жак Бэнвиль, журналист и историк.

Как часто бывало на редакционных завтраках, ещё до того, как появились лакеи с большими серебряными подносами, Шарль Моррас встал, чтобы произнести краткую зажигательную речь.

Никто не сомневался, что Моррас станет говорить о еврейской угрозе во Франции (борьба с евреями – всегдашний его конек), и эта тема действительно стала главной в выступлении. Также по своему обыкновению Моррас нападал на католичество, ведь с тех пор, как Ватикан осудил программу «Аксьон Франсез», мой учитель почитал своим долгом критиковать Католическую церковь.

Я внимательно слушал, как вдруг за моей спиной послышались приглушённые разговоры. Собеседники, не видимые мне, были убеждены, что Моррас должен хотя бы вскользь затронуть события 6 февраля, ведь сегодня было 6 января – почти круглая дата. Говорили, пусть старик попробует сделать хотя бы общие выводы, даст объяснения, а Моррас в своём выступлении упорно обходил эту тему.

Мне показалось, многие были недовольны, а некоторые – даже очень не довольны. Я хорошо помню этот вздох разочарования, пронесшийся по редакционной зале, когда речь закончилась.

Думаю, не такого эффекта ожидал Моррас, говоривший с неизменным своим апломбом. Должен признать, что речь моего учителя, по-своему вполне убедительная, всё же получилась излишне агрессивной, даже с безуминкой и не совсем адекватными атаками на некий еврейско-католический симбиоз. Как евреи могли создать католицизм, я, честно говоря, так и не понял. Думаю, это осталось непонятным и для большинства членов «Аксьон Франсез». Тем не менее привожу слова Морраса:

– Евреи – это антисоциальная, упрямая, дьявольская раса. Это они и были первыми создателями зловредного суеверия, называемого католицизмом, в котором еврейские элементы ярости и нетерпимости всегда преобладали над другими элементами, греческими, латинскими, варварскими, и надолго стали проклятьем рода человеческого. Таким образом, господа, еврейство проникло во все поры нашего католичества, и сие поистине ужасно. Последствия этого непредсказуемы…»

Возможно, Моррас, видя, что его речь не произвела должного эффекта, хотел продолжить, но вдруг произошло нечто непредвиденное, невозможное даже. Шарлю Моррасу просто не дали говорить. Его резко и грубо оборвали, чего не было сроду. Произошел форменный скандал, но если раньше скандалы регулярно производила лига «Аксьон Франсез», то теперь скандал случился уже внутри самой «Аксьон Франсез».

На середину залы вдруг выскочили два человека. Это были Делонкль и Филиоль, члены «Аксьон Франсез», 6 февраля вместе с королевскими молодчиками лихо орудовавшие на площади Согласия. Как раз эти двое повели монархически настроенную молодежь на прорыв полицейских цепей и даже заставили отступить конную полицию.

В целом сражение, как известно, было проиграно, но совсем не по вине Делонкля и Филиоля. Они для ниспровержения демократической заразы себя не жалели, а особенно неистовствовал Филиоль, нанося удары кулаком с необычайной точностью и яростью. В общем, эти двое вполне имели право негодовать, и они выразили свой протест по поводу того, что Моррас вообще решил проигнорировать животрепещущую тему 6 февраля.

Филиоль, тоненький, с неестественно длинными руками, совсем не походил на того человека, который отчаянно дрался с полицией в начале прошлого года. Филиоль сейчас явно не знал, куда деть эти свои длинные руки, смущённо поправил на носу очки в роговой оправе и тут же спрятался за широкой спиной Делонкля – своего упитанного, низкорослого товарища. Даже Филиоль, не слишком высокий, возвышался над ним и потому немного горбился, как будто чтобы лучше спрятаться, а Делонкль позволял ему это, ведь сам имел немалый опыт общения с сильными мира сего и ничуть не смущался, оказавшись в центре внимания многих высокопоставленных лиц. Делонкль держался смело и даже сановито.

Два слова о самом Делонкле, ибо он ещё не раз появится на страницах моего дневника.

Делонкль закончил наш великолепный Политех по специальности инженера-судостроителя, а затем до безумия увлёкся идеей национальной революции. Беды в этом никакой не было. Наоборот – я считаю такой поворот событий в его жизни замечательным. Фанатики национальной идеи нам очень даже нужны. И вообще я за революцию, и именно национальную, а не социальную, так что поначалу мне думалось, что Делонкль подаёт большие надежды. Увы, очень скоро наступило разочарование, и сильнейшее.

Евреев Делонкль люто ненавидел – с моей точки зрения тоже сильный плюс – но плохо другое: слишком уж страстно Делонкль обожал власть и деньги. Настоящей власти он так и не обрел, однако по пути к своей цели успел обрасти солидными денежными массами. Все это, впрочем, мне стало ясно лишь впоследствии.

Но возвращаемся в редакционную залу «Аксьон Франсез».

Делонкль, при всей своей солидности, вдруг начал размахивать руками и дико вращать глазами, стал корчиться, а затем заорал, как видно, находясь в состоянии особого перевозбуждения. Сам себя подстегивая и накручивая, он с каждым мгновением всё больше входил в раж, но при этом речь Делонкля казалась совсем не бессвязна – оратор выстроил четкую и последовательную аргументацию. Да, в его словах была какая-то сумасшедшинка, но присутствовала и своя несомненная логика (я хорошо эту речь помню, хотя прошло столько лет, и особенно ключевые фразы, тогда произнесенные):

– Сколько