Книга Рыцарь без позывного. Том 4 - Бебель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче, — нихрена не понятно.
— Ты меня вообще слушаешь?! Пошто воздух сотрясаю да про письма рассказываю?!
Глубокий баритон, полный детской обиды, вырвал меня из дремы и заставил вспомнить о насущных проблемах.
— Товарищ капитан, я не спал, я просто карту в планшете помечал… — сообразив, что спросонья опять все перепутал, я быстро сменил тему. — Какие еще письма?
Поглядев на меня, как на дурака, Грисби попытался приложиться к бутылке, но со стоном обнаружил, что та уже опустела.
Блин, еще и вино последнее выжрал… Эмбер всю плешь проест — специально ведь у меня оставила, чтобы раньше времени не вылакать.
— Воровка та хвостатая, что у лозочки моей, то ли зверушкой, то ли чашницей прислуживает — встречал поди? Коротышка с одним глазом? — после паузы, нехотя начал повторять лорд.
— Встречал, встречал… Давай уже к делу — причем тут какие-то письма?
Факт, что его внучка дружит с какой-то низкорожденной кошатиной, которую она за каким-то хреном потащила на прием к сюзерену, очевидно не радовал горделивого рыцаря. Но в этот раз в его голосе не слышалось обычного презрения к простолюдинам.
— Третьего дня на базар она пошла — воровать, понятное дело. И подвернулось ей… — покряхтев тучный феодал извлек из-за пазухи смятую бумажку и сунул мне.
Длинная писулька, как принято у феодалов, пространно и витиевато пересказывала, как некая «Винни» подслушала на рынке странный разговор пары хорошо одетых мужиков. Те обсуждали неизвестного выскочку, явившегося из ниоткуда и одним махом скупившего у них все телеги за бешенные деньги. Мол, благородному придурку настолько захотелось отведать «ароматных невинностей» в Грисби, что он для отвода глаз пол каравана скупил, прикинувшись купцом.
Почуяв легкие деньги, или как сказано в письме «поддавшись чувству долга», ушастая немедленно разнюхала где остановился этот толстосум и ночью пробралась к нему в дом. Но увидав на столе пачку писем и понтовую печать инспектора, немедленно сдристнула, лишь чудом избежав поимки со стороны нехарактерно расторопных охранников.
— Не тебе говорить, что я для ее светлости теперь что отец родной… — не удержал самодовольной улыбки любитель куриных пирожков. — И едва ягодка явилась к миледи, как та немедленно отдала всех голубей да трех курьеров в довесок!
Из-за дырявого плаща на кровать перекочевала еще пара точно таких же писем, написанных все тем же аккуратным девичьим почерком, что когда-то уберег мою шею от петли.
— На кой хрен столько?
— Так эта… — рыцарь скривился, стараясь припомнить нужное слово, но быстро сдался. — Оттепель ведь.
А, ну да, точно. Эмбер еще жаловалась, что караванщиками отчеты не послать и приходится авантюристов за хорошие деньги подряжать. Мол ягода какая-то на болотах цветет и почтовые голуби ой как любят ее поклевать. И хрен бы с ней, да только, то не ягода, а какой-то хищный цветок, или вообще гриб.
— Говоря иначе, больше писем с Молочного холма нам не видать…
Лорд лишь отмахнулся, мол «и что с того?» Голуби картами пользоваться не умеют и слов не понимают, а летят только туда, откуда их привезли. И чтобы герцогиня снова могла воспользоваться крылатыми смсками, их надо заново в клетки сажать да везти в Молочный холм… И это плохо.
— Так и что делать станем? Не более недели имеем, пока доедет — поспешать надо, коли хотим головы сохранить!
Хотел бы я спросить, «а я-то тут причем?!», но это могло подождать. Случайности сейчас важнее. Случайно подслушала, случайно залезла, случайно увидела, случайно убежала…
Повертев одинаковые письма в руках и бросив их на покрывало, я решил, что слишком многое пережил в этом городе, чтобы верить в такие нелепые совпадения.
— Нет у тебя никакой недели. Нарочно печать подсунули.
— То есть как, нарочно? Тож инспектор! Он говна что ли обхлебался, дабы нарочно про свое прибытие возвещать?
— Жопой об косяк! Кто из нас лорд вообще? Как ты с такой наивностью до старости дожить умудрился? Прибыл он уже давно, а печать — тупо провокация! Отмашка для суетливого идиота, в виде тебя.
— То есть как… Зачем?
— Затем чтобы на твою морду посмотреть, когда ты начнешь по всей Ивановской метаться, заметая грешки под ковер! Что ты как маленький в самом деле? Очевидно же…
Ну серьезно — нафига тратить время на какие-то там расследования, когда можно просто дезу подсунуть и посмотреть, как противник начнет нервничать? Сколько раз такую фигню проворачивали — «спешно» доложишь по радио, что переговоры артиллеристов запеленговали, а потом смотришь, как шифрованные сигналы резко исчезают. Что характерно, исчезают только из одной локации, тогда как другие продолжают болтать как ни в чем не бывало. Дальше уже дело техники. Ракетно-батарейной.
Тогда я воспринимал это за победу. Даже азарт испытывал, думал — вах, какой я умный и хитрый! А потом как-то раз поглядел на останки такой позиции, оценил сколько человеческих «запчастей» на выжженной траве валяется и вдруг осознал, что "умные" и "хитрые" в чистых кабинетах сидят, а не кровь ботинками месят. Сидят, лапают грудастых секретарш, и посылают глупых и бесхитростных, гробить свои и чужие жизни ради длинных банковских счетов и политических рейтингов.
— Ты… — седые брови недоуменно вздернулись, а в серых глазах заиграло нечто похожее на уважение. — То есть… Да как у тебя раз за разом выходит?! Себаса перехитрил, барона раскусил, наемников от замка увел, «мантикору» взглядом поломал… — облизнув засохшие губы, Грисби нервно наклонился. — Ты ведь верно не колдун? Ты не таись коли так, я ж не с Рориков, я ж с пониманием…
— Дурак ты и понимание у тебя… — не удержав зевка, я вдруг вспомнил, что за всю неделю спал, дай бог, часов шестнадцать. — Поживешь в этом городе с недельку — не такому научишься. И вообще, причем тут…
Я осекся, уставившись на потертые дорожные штаны, облегающие толстые ноги лорда. Вернее, на угрожающий бугор, бесцеремонно выпирающий на самом интересном месте. Мимолетный взгляд на пустую бутылку возле Грисби, помог расставить все на свои места:
— И сюда подсыпать умудрилась… Вот же жопа белобрысая!
Недоуменно подняв брови, лорд проследил направление моего взгляда и уставился на свою ширинку. Мгновение тишины взорвалось ужасом, быстро переходящим в восторг:
— В рот мне подковы, ты как это сделал?!