Книга Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев

было точно исполнено. Жандармский полковник был свидетелем этого поступка командира полка и немедленно донес обо всем шифрованной депешей начальнику штаба Кавказского округа, который всю переписку препроводил г[енерал]-л[ейтенанту] ф[он] Шаку с грозной резолюцией главноначальствующего и командующего войсками.

Пока я читал, начальник лагерного сбора ходил тяжелыми шагами по своему дощатому бараку, сильно нахмурившись. Круто повернувшись ко мне, он сказал:

– Здесь нет кражи и ничего уголовного. Я знаю полковника Г.[21] с самой отличной стороны – это чистый и правдивый человек, самолюбивый и гордый. Он проиграл, заплатить приезжим гостям нечем, а занять не у кого, да и совестно. Он все обставил так, чтобы вина пала только на него одного, и не пострадал кто-либо из его подчиненных. Полки стояли в приграничной полосе, и каждый командир полка в своем полковом участке, по задачам штаба округа ведет приграничную разведку и слежку за противником. У него поэтому могли быть расходы секретные, о которых никто знать не должен, кроме него и меня, как начальника всей приграничной с Турцией полосе местности, так как моя дивизия находится в полной военной готовности. А потому признаю, что полковник Г. имел основания, беря деньги из денежного ящика, не обнаруживать перед всеми, а также и жандармским полковником, истинной своей цели. В чужом же кармане, где лежат и казенные, и свои деньги, никто не может утверждать, какими именно деньгами воспользовался этот человек для своей надобности. Вот мой взгляд на это дело. Но я считаю совершенно не соответственным афишировать свои хозяйственные распоряжения, вызывая денежный ящик с караулом в общественное собрание, командир полка мог просто проехать в караульное помещение и там сделать все, что требует закон в этом случае. Такую провинность я считаю достаточно покарать, не предавая виновного военно-полевому суду. Ведь приграничная полоса находится на военном положении. Надо выручить зарвавшегося игрока из беды, помня, что это истинный герой и доблестный командир во всех других отношениях. Поняли вы меня теперь? – обратился г[енерал]-л[ейтенант] ф[он] Шак ко мне.

Я молча поклонился.

– Ну, так садитесь и напишите мне рапорт в таком же духе с ходатайством перед командующим войсками о том, чтобы во внимание всей прежней доблестной службы полковника Г. мне было предоставлено наложить на виновного взыскание в дисциплинарном порядке, таем более, что по полученной мною телеграмме из Карса, полковник Г. взятую сумму полностью обратно вложил в денежный ящик, в чем я был всегда уверен, что он так и сделает.

Я довольно скоро написал такой рапорт, и прочел мою черновую. Генерал ф[он] Шак одобрил, и я тут же ее переписал четко и старательно, а затем дал ему подписать. Он внимательно прочел, надев свои очки, подумал, вздохнул и подписал.

– Я вижу по вашим глазам, что вы удивлены мягкостью моею в этом тяжком проступке. Но скажите мне, знаете ли вы, какая разница между умным и глупым человеком?

Я молчал, не зная, что на это ответить, и сконфуженный, потому что он действительно угадал мои мысли.

– Вот все мы требуем строгости от виновного в каком-либо преступлении и караем жестоко за всякое преступление, не разбираясь с ценностью самого человека и совершенного им незаконного деяния. Я много лет прожил, часто так поступал и только под конец жизни понял, какая именно разница между умным и глупым человеком.

Я продолжал молчать и слушать его с величайшим вниманием. Он некоторое время шагал по своему бараку, попыхивая сигаркой, затем остановился передо мной и сказал:

– Это хорошо, что вы молчите. Я много, много лет не мог дать себе правильного отчета в том, какая разница между умным и глупым человеком. Умный человек от глупого отличается, прежде всего, тем, что, кроме пары своих внешних глаз, он имеет пору внутренних очей, которыми он постигает как недостатки в людях, так и малейшие их достоинства. И когда ему приходится иметь дело с каким-либо человеком, то он выискивает тщательно тонкие нити, висящие скрытно от каждого достоинства, и видит, конечно, толстые веревки от пороков и недостатков. Он осторожно подбирает тонкие нити и наматывает их на палец левой руки, а толстые веревки от недостатков наматывает вокруг своего тела. Твердо упираясь ногой и отклоняясь корпусом назад, он подает вперед левую руку и говорит нужному ему человеку: «Голубчик! Иди вперед, иди вперед!» Такой умный человек даже из отпетого подлеца может иногда извлечь огромную пользу для общего дела. Глупый человек видит только толстые веревки от недостатков других людей, особенно, ему нужных. Он хватается за эти веревки и кричит: «Посмотрите, какие у этого человека огромные недостатки, и его мне дали в помощники! Разве можно с такими сотрудниками что-либо сделать?!» И глупый человек своим поведением может оскорбить самого талантливого и полезного для дела человека, а вследствие своей близорукости провалить и самое дело. Вот что я открыл, и очень дорожу своим открытием, – закончил г[енерал]-л[ейтенант] ф[он] Шак, приказав немедленно отправить подписанный им рапорт в Тифлис.

Глубоко растроганный мудростью моего старика-начальника, я поспешил исполнить это приказание. Ответ пришел по телеграфу: «На номер такой-то. Главноначальствующий разрешил, как испрашивалось». Командиру полка в приказе по дивизии был объявлен строгий выговор за изменение без особой к тому надобности инструкции о хранении полковых сумм в денежном ящике с выводом последнего из караульного помещения.

Между тем, занятия в лагере шли усиленным темпом. Стянулись в лагерь уже все назначенные в него части, прибывшие из пограничной полосы и отбыв[шие] курс стрельбы у себя на своих стрельбищах. В общем лагерном сборе производились тактические учения на местности с обозначенным противником, составляя отряды из трех родов оружия.

Наступил и сентябрь месяц. Срочно известили начальника лагерного сбора и прибытии всей царской семьи на Северный Кавказ, где был произведен смотр войскам у Владикавказа. Наш лагерь по маршруту был последним, но мы усиленно готовились. К станции Михайловской на красивой открытой поляне был устроен для приема и отдыха царской семьи деревянный павильон, включавший в себя огромную столовую на столбах с боковыми ажурными стойками (высотой от пола 1½ аршина) и с тенистой высокой двускатной крышей; к столовой примыкала очень красивой архитектуры, в русском стиле гостиная и уборная для царской семьи, и большая приемная комната с обширной верандой. Все помещения, отделанные и меблированные, были роскошно декорированы. Невдалеке были возведены и все хозяйственные постройки для царской кухни, и кладовые со съестными припасами. Накануне приезда царской семьи прибыли хозяйственные чины и придворная кухня.

Для охраны павильона и всей царской семьи в районе пребывания их у ст. Михайловской местное