Книга XVII. Мечом и словом Божьим! - Александр Вячеславович Башибузук

своей жизнью.

— Я ничего не понимаю, ваше преосвященство… — забормотал Сен-Мар, дробно стуча зубами. — Я не причем! В чем меня обвиняют?

— Ты подарил жеребца королю? Ты знал, что он боится громких звуков? Ты настоял, чтобы Людовик выехал на нем на охоту?

— Я ничего не знаю! — истошно взвыл маркиз. — Это случайность. Его величество… сам…

Хлопнула потайная дверца, в кабинет влетели Анна Австрийская и Мадлен. Королева быстро оглянулась и выхватила из камина раскаленную кочергу.

— Я испорчу тебе личико, щенок!

Она только поднесла кочергу к его лицу, но на скуле маркиза Сен-Мара на моих глазах сразу вспух волдырь.

— Ваше величество, помилуйте! — фаворит судорожно задергался, на его штанах, появилось темное пятно. В кабинете отвратительно запахло мочой.

— Это заговор? Говори!

— Да! — Сен-Мар захлебнулся рыданьями. — Я специально… да, я специально подарил его величеству Бриллианта! Меня заставили-ииии…

— Кто, мать твою?

— Я не знаю-юю…

— Кто, сука?

— Я подозреваю, что… люди из окружения Гастона Орлеанского! Они обещали, что я сохраню свои владения! — Сен-Мар забился в судорогах. — Они сказали, что вы… ваше преосвященство… заберете у меня все!!!

— Тварь! — Анна Австрийская пнула ногой в пах маркиза.

Мадлена обняла ее и отвела в сторону. Я подал знак Портосу, Исаак поднял фаворита за шиворот и посадил в кресло.

— Говорите. Не бойтесь, если вы расскажете всю правду, вы сохраните свою жизнь и состояние, — я налил вина в кубок и подал его Сен-Мару.

— Никто не собирался убивать его величество… — начал говорить фаворит, стуча зубами. — Он просто должен был упасть… искалечиться, а потом, под предлогом его болезни… власть в государстве перешла бы… я не знаю, скорее всего, к его брату или матери. Клянусь, я собирался все вам рассказать, но… не успел…

— Вы разговаривали об этом с Гастоном?

— Нет! — вскинулся Сен-Мар. — Только с другими людьми. Я их не знаю.

— Эти люди сейчас есть при дворе?

— Нет, нет. Они сразу уходили…

Я понял, что без тщательных допросов не обойтись и приказал Портосу.

— Возьмите сколько посчитаете достаточным своих людей и сопроводите маркиза Сен-Мара в Бастилию. Я сейчас напишу письмо коменданту.

Заскрипело перо по бумаге. Закончив его, я запечатал конверт своей печатью и передал Исааку.

— Не привлекайте внимание, из дворца выходите через служебные коридоры. Пока будете готовить отъезд, маркиз побудет здесь. Вам понятно?

— Так точно, ваше преосвященство! — Портос щелкнул каблуками и умчался.

После того, как он забрал маркиза, в кабинет вернулась королева и сразу жестко заявила.

— Вы должны сделать все, чтобы я стала регентом! Просите все что хотите и вы это получите.

— Это были лишние слова, ваше величество, — сухо ответил я. — Вы знаете, что я всецело предан вам и дофину.

— Простите, Антуан… — Анна Австрийская смутилась и всхлипнула. — Я знаю… я все знаю, но поймите меня…

— Я понимаю, ваше величество. Вам следует отдохнуть, а мне необходимо встретится с его высокопреосвященством.

Отделавшись от королевы, я начал собирать бумаги, но в этот момент доложили, что прибыл де Брас.

— Просите, — я облегченно вздохнул. Его мне как раз и не хватало. Слишком тяжелым для одних плеч оказался груз проблем.

За прошедшие годы барон почти не изменился, разве что его лицо стало еще более суровым и хищным.

Он вошел в кабинет быстрым шагом и улыбнулся.

— Ну, ваше преосвященство, что у нас еще случилось плохого? Клянусь святой Констанцией, вас даже на день нельзя оставить одного.

Я молча обнялся с ним, потом показал на кресло и сам налил барону вина.

— Если честно, плохо все. Но начнем с ваших дел.

— Вопрос с графом де Марне решен, — спокойно ответил де Брас. — Не без накладок, но решен окончательно. Рыбка сама выскочила к нам в сети.

Он коротко рассказал, как все получилось.

Выслушав барона, я удовлетворенно кивнул. Граф де Марне был банальным работорговцем, он просто покупал или воровал детей в своих владениях и продавал их высокородным извращенцам. Вина графа была полностью доказана, оставалось только его ликвидировать. С чем де Брас прекрасно и справился.

Мы немного поговорили на эту тему, а потом барон перевел тему на смерть короля.

— Итак, мой друг, чем грозит для нас смерть его величества?

— Ничем хорошим, — я добавил ему в бокал вина. — Сразу после похорон, соберется Регентский совет, который король учредил еще давно и не удосужился изменить его состав, хотя мы с кардиналом пытались заставить его это сделать.

— Кто входит в совет? — сухо поинтересовался де Брас. — Обрадуйте меня.

— Королева-мать.

— Срань Господня!.. — прокомментировал барон с ухмылкой. — Этого еще не хватало.

— Гастон Орлеанский, принц де Конде…

— Твою мать! — снова ругнулся де Брас. — Чем дальше в лес, тем толще партизаны.

— И так же кардинал Ришелье, Шавиньи, Клод Бутийе и канцлер Сегье. Из них я уверен только в кардинале и канцлере. Возможно, удастся прижать еще Шавиньи. Остальные со стопроцентной вероятностью отдадут свои голоса за регентство королевы-матери. Что будет, если она получит власть, надеюсь, объяснять не надо?

— Мы потеряем все, — невесело хмыкнул де Брас. — И головы в том числе. Итак, каковы наши шансы сорвать предстоящее регентство Марии Медичи?

— Неплохие.

— Даже так? — удивился де Брас. — Не тяните, рассказывайте.

— На самом деле, короля… убили.

— Черт! — на лице барона проступило зловещее выражение. — Кто?

— Непосредственно к случаю на охоте приложил свою руку маркиз Сен-Мар. Он подарил королю жеребца, которого специально натаскали пугаться звука охотничьего рога. Но Сен-Мар только пешка, ниточки идут к Гастону Орлеанскому и Марии Медичи. Изначально короля не хотели убивать, планировалось только искалечить его, а потом, под предлогом недееспособности забрать у него власть.

— Где Сен-Мар?

— Уже едет в Бастилию. Он наш шанс. Как только заговор вскроется, мы предъявим доказательства на Ложе Справедливости* в Парижском парламенте и сорвем регентство Марии Медичи.

* Ложе справедливости (фр. le lit de justice ) — торжественное заседание Парижского парламента времён старого порядка, в присутствии короля и пэров, обязывавшее парламент вносить все королевские постановления в свой реестр и лишавшее их возможности протеста.

— Хоть что-то хорошее, — улыбнулся де