Книга Потапыч - Антон Чернов

лишайте живота, будьте ласковы! — натурально бухнулся этот Столь на колени.

— Ещё руки об вас марать, — хмыкнул я. — Так, за попытку кражи тебе, плетей, — треснул я Столя вполсилы. — Тебе — что татьбе не помешал, — вполсилы треснул я усатого. — И тебе, — зарядил я по бабище, начавшей издавать звук.

— А-а-а-а…. — гудела белугой она.

— А за компанию, — наставительно пояснил я. — И хватит с вас. А я…

А вот тут меня ждал облом. Я, будучи и вправду без средства передвижения, хотел запрячь этих торгашей везти меня в телеге. В ней поваляюсь, подумаю, перетрясу воспоминания — а то то ли неполные, то ли «не прижившиеся» толком. И над странностями подумаю, не «по жизни», а вот прямо сейчас нарисовавшимися. Но мне помешала очередная «странность», а именно: лошади, и без того косящие на меня выпученными глазами, при шаге к ним издали чуть ли не визг, шарахнувшись в сторону. Усатый молнией метнулся, ухватился за какой-то облучок или ещё какой-то аксессуар, но удерживал конятину не без труда. Впрочем, мне хватило двух шагов назад, чтобы лошади успокоились. Не совсем, поводили боками, дёргались, косили, но не убегали.

Так что облом мне выходит с телегой, дошло до меня. И причина, почему конятина так себя ведёт, да и странности. Так что отойдя, махнул я на этих типов рукой, рявкнул:

— Валите с глаз моих! Мигом!

На что они и свалили, причитая какие-то хвалы и славословия. А я, присев на обочину (предварительно проверив на всякие норы и жизнь), стал обдумывать. Итак, выходило, что я, точнее тело, но тело теперь моё, а значит и я — териантроп, оборотень. Беролак, как всплыло из памяти Михолапа, то есть человек с элементами медведя. Сам принцип оборотничества и колдовства всяческого — дело десятое, просто все мои непонятки — следствие этого. Пейзане не «невыносимо воняли» — это я, в попытках получить больше информации, принюхивался. Звериным нюхом, которому на застарелый пот похрен, но оценочные критерии-то мои! Кстати, Михолап выходил чистюлей — каждый день минимум обтирался, при невозможности помыться, что с таким обонянием и неудивительно.

Далее, отсутствие ездовой животины и шарахнувшиеся в сторону тележные. Так они во мне медведя чуют! А у лошадей, как я смутно припоминаю, на медведя и даже на медвежий запах (от шкуры или сала) натуральная фобия, что-то видово-природное.

И наконец, проблемы со зрением. Дело в том, что я видел ХУЖЕ, чем в мире мёртвых. Там зона наблюдения «смазывалась» на сотне метров. А сейчас — сильнейшая близорукость, метра два уверенного зрения. И я бы это не связал с оборотничеством — ну, бывает, близорук и ладно. Всё равно лучше, чем мёртвый. Но наблюдение показало, что ни черта это не близорукость. Дело в том, что расплывались контуры видимого только при прямом и пристальном взгляде. А беглый, косой, давал не размытую, очень чёткую и с деталями картинку. То есть, похоже, это медвежья особенность глаз: видеть движение, за счёт чего неподвижное видится крайне хреново.

Но это — с физиологией. С которой в остальном — всё скорее отлично, чем наоборот. Несмотря на лёгкую полноту — тело здоровое, быстрое, сильное. Оборотистое, как я убедился наглядно (ну, с сапогом всё-таки не на глазах), покрыв кисть шерстью и отрастив когтишшы. Зубышшы тоже были соответствующими, причём по желанию.

И всё это неплохо, если бы не грёбаные лакуны в памяти! Просто какие-то вещи всплывали «как свои», типа языка, оборота или навыка обращения с хлыстом. А вот от социалки и истории тела — невнятные огрызки. Хотя момент «с хрена ли» я в парусине — прояснился без особой головоломки. Ткань ткали, шили и всё такое женщины из рода, когда в роду кто-то, кроме Михолапа, ещё был. Вот с последним — вообще бардак. Ни как, ни почему, только картины кровищи и горящего замка-особняка. Причём не Потапычей — именно врагов. Которых Михолап, оставшийся в роду в одиночестве, извёл под корень, со слугами и домашней скотиной.

Впрочем, зацепившись за яркий и весёлый костерок, я смог пробиться через дырявую память и даже проверил, что смог, в плане материальных доказательств.

Итак, Михолап около полугода назад, зимой (а сейчас — весна-начало лета) сжёг к чертям кровников, вернулся в опустевшую родовую усадьбу и провёл зиму в условной спячке. Не как медведь, но бодрствовал все равно, судя по обрывкам воспоминаний, не более пары часов в день. Далее, весной он задумался, и выходил такой расклад: соседи его боялись, это факт. Как вообще, так и из-за факта изведения в одиночку рода врагов. Вот только перед этим враги перебили два десятка Потапычей, «подло». Видимо — ядами-ловушками, всяким подобным. И вот, остаётся Михолап с полутора пейзанами, здоровенным шматом пахотной земли и особняком. И что соседи на это разинут пасть, он не сомневался. Как и в том, что прямо — не полезут, как не полезли зимой. Тут я их понимаю, жуть про шатунов недаром рассказывают, причём правдивую жуть.

Но те же ловушки, яды и прочая фигня — стопроцентно сработают, бессмертными беролаки не были. Набрать пейзан, жениться и прочее — теоретически можно, но опять же, не дадут. Может, и не все соседи-помещики были злодеями (кстати, именно оборотнями были немногие, но связь с неким тотемным зверем имели все, собственно, «помещик-тотемный зверь» были в памяти просто как неразрывные вещи), но плодородная земля — ценность. А «не приберу я, приберёт кто-то другой» — в общем-то, логично и типично для людей.

В итоге, Михолап подумал, да и… продал родовые земли и особняк соседу. Скорее всего, за бесценок, сам он в таких вещах не разбирался, а уж я в местных реалиях тем более. Но — продал, за вшитые в каблуки сапог рубины. То-то бы вору сапог радости незаслуженной привалило, если бы я в себя не пришёл!

Но это было полдела. Михолап направил прошение Его Величеству Корифею Зиманды, как называлась империя и материк… ну как по мне — империя, государство с кучей регионов и единым корифеем, который император. Фактически — первым среди равных, например, «дворянами» Потапычи не были. Никто их «землёй» не наделял, владели по праву времени и силы, никаких вассалитетов и прочих кредитных обязательств на