Книга Истинная для волка - Анна Соломахина

для малыша Жоланы чудесную колыбельную:

Попроси у облаков

Подарить нам белых снов

Ночь плывет и мы за ней

В мир таинственных огней[1]

От красоты песни и голоса у Жоланы даже слёзы выступили, а мужчины сидели в онемении. Прас очнулся первым и принялся истово благодарить пресвятую Хансу — покровительницу творческих людей.

— Тебя нам само небо послало! — радовался бродячий артист. — Вместе мы сможем перетянуть на себя внимание и заслужить место при дворе на будущий сезон! Только надо будет порепетировать, ты ведь можешь петь в дуэте?

— Конечно, — кивнула Рената, радостная, что нашла неплохой вариант заработка в этом странном мире.

Мире, где ужасно сексуальные мужчины могут превращаться в волков.

Встряхнув головой, прогоняя ужасное видение трансформирующейся пасти, когда обычные человеческие клыки вдруг принялись расти, Рената возблагодарила удачу, что встретила таких замечательных людей. Защиту от оборотней дали, накормили, напоили, одежду, ставшую Жолане маленькой, пообещали, и вообще приняли в труппу. Прелесть!

Даже не особо приставали по поводу её собственного наряда — решили, что у неё на родине так принято. По поводу прочих вещей, которых у Ренаты не было с собой и в помине, бродячие артисты подумали, будто она их потеряла в процессе убегания от оборотней. Разубеждать она никого не стала. Жолана посоветовала не рисковать и не пытаться их вернуть, с чем Рената не могла не согласиться.

Вот только Видар слишком пристально на неё смотрел. Не сказать, что он ей не понравился, нет, вполне симпатичный молодой мужчина. Крепкий, с открытым взглядом, надёжный. Но не в её вкусе. И дело не в цвете волос. Не сжималось от него сердце в груди, не трепетали бабочки в животе, как от того, другого… мечты дантиста.

Утром пополнившаяся труппа двинулась в путь. Видар сидел на козлах, рядом с ним пристроилась Рената, с интересом рассматривая местные красоты и отслеживая наблюдение — вдруг среди деревьев затаились вчерашние волки?

Самое странное, что ни ночью, ни во время утреннего моциона они не попытались хоть как-то заявить о себе. Рената даже удивилась, что так легко отделалась. Всё же ярость на лице того мужчины была очень сильной, неужели так легко успокоился? Или друзья хорошо мозги вправили? Непонятно.

Ещё более непонятным представлялось её попадание.

«Допустим, моаи, когда к ним прикасаешься, срабатывают как двери в другой мир, — размышляла про себя Рената, — или как это правильно называется? И что, любой, кто нарушит запрет, попадает сюда? Но тот же Алик успел пощупать камень и ничего с ним не произошло. Хотя, может, для активации нужно какое-то время? Подольше прикасаться, обнять, как я это сделала? Скорее всего!

Ладно, допустим так. Но всё равно наверняка таких как я не один и не два, значит… значит, их тут должно быть полно! Как-то слабо верится, что все туристы законопослушно ходят только по дорожкам и не пытаются сделать крутое селфи. С другой стороны, о пропаже людей на острове Пасхи ничего не слышно. Эх, как бы найти информацию о предыдущих попаданцах…»

Но информация не находилась. По крайней мере, её новые знакомые ничего подобного не слышали. Конечно, Рената не стала признаваться, кто такая, просто спросила, не слышали ли они о путешествиях в другие миры, мол, любопытно, говорят, такое бывает.

На неё посмотрели, как на девочку, которая из детских платьев уже выросла, а в деда Мороза всё ещё верила. Хотя, не факт, что в этом мире таковой вообще имелся.

От рассказа о своём происхождении Рената увиливала, как могла, мол, ничего особенного. Мама воспитатель, папа бухгалтер, живут-здравствуют. Соврать о том, что они умерли, язык не поворачивался. Вот только их наличие вызывало вопросы, как они её отпустили и зачем она тогда странствует. На последний вопрос у неё была уйма ответов: повидать мир, узнать много нового, испытать приключения, в конце концов. От первого она отшутилась: кто же их спрашивал?

— Твёрдой мужской руки тебе не хватает, — выдал вердикт Видар, мысленно уже примеривая деву к себе.

Она прямо читала по глазам его мысли — настолько выразительно он думал. Начиная с банального желания заарканить симпатичную девушку с красивой фигурой и приятным голосом (эх, не знал он ещё, как она может им достать) заканчивая подозрением, а не убежит ли она и от него в поисках приключений?

— Ха, не нашёлся ещё такой мужик, который смог бы меня удержать, — фыркнула Рената, отвечая на его последний вопрос.

Подумаешь, он не высказал его вслух.

Дабы не дать повод вновь забросать её вопросами, например, как она умудрилась выжить в одиночестве, пока якобы странствовала, попаданка принялась петь. Лес, птички, кибитка…, разумеется, в голову ей пришла любимая песня из «Бременских музыкантов»:

Ничего на свете лучше нету,

Чем бродить друзьям по белу свету,

Тем, кто дружен, не страшны тревоги,

Нам любые дороги дороги…

Конечно, ей невыносимо хотелось выспросить обо всём на свете: как называется их мир, какое здесь государственное устройство, на каком языке они разговаривают (и почему она тоже так может), но… это было слишком рискованно. Всё же она изображала нечто вроде потомка смешанной семьи, которая и язык местный знает, и в то же время слегка отличается повадками.

К слову о языке, когда Рената прислушалась к собственной речи, то осознала, что говорит слишком тягуче для своей обычной манеры, более того, звучание слов явно отличалось от привычного русского. Сосредоточившись, она таки выдала на родном пару слов. От души! Правда потом, когда её спросили, что это значит, пояснила куда более прилично и иносказательно.

— Это язык твоего отца? — Жолана с интересом перекатывала на языке звучный аналог слова «неприятности» и восхищаясь ёмкостью формы.

— Да, — пошла по пути наименьшего сопротивления попаданка, мысленно попросив у отца прощения.

Ведь то был русский мат — выразительный и беспощадный.

И поклялась больше не выражаться. Вообще. Мало ли, какие здесь порядки, вон, её вчера чуть за расчёсывание волос не предали остракизму. Ведь если поза для сидения у местных народов варьировалась, то распущенные косы однозначно