Книга Мое сердце – бензопила - Стивен Грэм Джонс

сердце.

Повезло, что не стала копаться в своем мобильнике по дороге сюда. Харди бы засек, что у нее на коленях телефон, и сразу спросил бы про тот, что в конверте, да еще в розовом чехле – Джейд, если честно, себе такой нипочем бы не выбрала.

Хотя розовый цвет ей кое о чем напоминает.

Джейд прищуривается, копаясь в уголках памяти, пытаясь за что-то зацепиться, но зависает и возвращается в школьную суету лишь за пару минут до первого звонка. Правда, на химию она не спешит. Успеется. Первым делом – женский туалет возле спортзала, там народу всегда меньше. По пути туда она ждет, что разговоры смолкнут, бегущие ноги притормозят… но ничего не происходит, все как обычно: мимолетный взгляд, и тут же глаза в сторону. Ясно, это снова Дженнифер Дэниэлс, или Джейд, или Джей Ди, или кем она себя объявит в этом году. Даже на ее повязку почти никто не реагирует.

В чем же дело? После нее кто-то еще совершил самоубийство, и даже более эффектное? И она – уже устаревшая новость?

Джейд забегает в женский туалет и достает с дальнего зеркала, над которым на кафельной плитке выведено «Станция шалавы», подводку для глаз, одну на всех – это нацарапала какая-нибудь оторва, которая не опустится до общаковой подводки, боясь подхватить глазную инфекцию, либо мать этой оторвы лет пятнадцать назад.

Пережить день без своих черных окуляров для Джейд невыносимо.

Она широко распахивает глаза, начинает малевать черные, как у енота, круги, вжимая лицо прямо в зеркало, и вдруг сзади раздается голос:

– Похоже, в этом году ястребов будет тридцать два.

Джейд меняет фокус и видит в зеркале отражения Рики Лоулесс и Греты Диммонс, девчонки несутся к выходу, их слова воздушным шаром плывут следом, зависают в воздухе, и у Джейд есть возможность их обдумать.

Тридцать два ястреба в школе Хендерсона?

Считая, что Джейд вернулась к учебе… ясное дело, она не фанат математики, но разве без нее выпускников не тридцать? Либо ее посчитали два раза, раз уж она воскресла из мертвых, либо какой-то умник перепрыгнул в выпускники, пропустив один класс?

Важно другое: не все ли ей равно? Позволит ли она Рике и Грете занять хотя бы один процент драгоценного пространства ее мыслей? Единственная причина, по которой они вообще считают выпускников, – обе готовят школьные подарочные фото, то есть отвечают за фотографии класса, дурацкие снимки у выставочной витрины, возле которой, как в «Сиянии», фотографируется каждый выпускной класс. Похоже на лист картона для коллекций монет, только вместо монет – лица выпускников, и каждое приделано к изображению пернатого Хендерсонского Ястреба, а свиток с текстом под снимками обещает: в будущем все они будут парить над землей, хватать змею за хвост или наблюдать за историей с высоты птичьего полета, Джейд толком и не помнит эту дурацкую дребедень.

– Да, сучки, я вернулась, – говорит она вслух, обращаясь к двери, что закрылась за Рикой и Гретой.

И, словно в подтверждение ее слов, кто-то спускает воду в унитазе.

Джейд держит подводку для глаз наготове, у нижнего века, и ждет, когда из кабинки выберется пара армейских ботинок, потом темный балахон по самые лодыжки, но вместо этого…

Блин, невнятно лопочет Джейд, едва не брызгая слюной. Вот почему никого не волнует, что девушка-самоубийца вновь разгуливает по коридорам. Вот почему число выпускников на одного больше.

Карандаш для глаз с грохотом падает в раковину, оставляя на белом фаянсе косые линии и черные точки.

Потому что из туалетной кабинки выходит она… легко скользит к раковине и становится рядом с Джейд. Девушка явно нездешняя, зато стать, типаж, осанка Джейд отлично знакомы. Несмотря на явный ореол «принцессы», окружающий новенькую, по разрезу глаз та ближе к «воину» – такое лицо буквально оживает, когда на безупречных, без единого прыщика щеках оседают кровавые брызги.

Джейд не понимает: то ли девушка тянется вперед, чтобы включить воду, то ли вода, зная, что надо включиться и оросить поцелуями эти руки, включается сама по себе. Джейд невольно ловит себя на том, что проверяет воздух вокруг – нет ли тут мультяшных синих птиц, несущих полотно из тончайшей паутины.

– Привет, – говорит девушка безо всякой натуги, конечно, не предлагая пожать руку – как-никак они в туалете: – Я Лета, Лета Мондрагон.

Повисший между ними знак вопроса надо понимать так: «Ты ведь обо мне слышала?» Никакого желания обидеть или на что-то намекнуть в этом знаке нет.

Лицо Джейд заливает теплый румянец. Возможно, такое происходит с ней впервые в жизни. Интересно, на индейской коже румянец заметен? Способна ли чернокожая Лета Мондрагон определять эмоциональное состояние людей по крови, что приливает к поверхности кожи?

Вопрос попахивает расизмом, и Джейд загоняет его поглубже. Между тем она не сводит глаз с отражения Леты Мондрагон в зеркале.

Дело не в том, что она чернокожая. В Айдахо черные – не редкость, хотя чем выше в горы, тем меньше о них слышно. Нет, нахлынувшие чувства не дают ей оторвать взгляд по другой причине – из-за волос Леты Мондрагон.

Они не просто шикарны, идеальны и струятся по спине, завиваются в спиральки… Оо, Джейд хорошо знает, в чем дело, конечно: однажды унылым утром, часа в четыре, залипнув в телефоне, она наткнулась на сделанное тайком фото со съемок рекламы шампуня: длинные роскошные локоны падают каскадом, словно в замедленной съемке, струятся по плечам модели шелковистой бронзой, сливаясь с ее дурманящей улыбкой.

То, что Джейд всегда принимала за стратегически расположенные вентиляторы, которые обдувают и вздыбливают до тошноты роскошные волосы моделей, оказалось безликим зеленым гуманоидом – существом в обтягивающей водолазке и тонких перчатках, с нейлоновым чулком на голове – чтобы остаться незамеченным для объектива камеры. И он спокойно может поправлять волосы модели – чуть сюда, чуть туда.

Вероятно, у Леты Мондрагон есть целая бригада зеленых гуманоидов, они ходят за ней, сдувая пылинки, стараясь распушить волосы, поднять их и придать им форму.

И что же? Лета вежливо, поджав губы, распахнув глаза и намылив руки, ждет ответа Джейд, и становится ясно – зеленых человечков она вообще не видит и понятия не имеет об их существовании.

– А ты кто? – Судя по выражению лица, Лета надеется на ответ, но не настаивает. – Кажется, я тебя раньше не видела.

Джейд заставляет себя повернуться к зеркалу, онемевшими пальцами хватает подводку для глаз и вдруг вспоминает, что у нее над головой вырезана надпись «СТАНЦИЯ ШАЛАВЫ». Она моргает, понимая, какие та вызывает ассоциации; Лета Мондрагон поднимает взгляд и тут же опускает, почти чопорно, и теперь не только лицо Джейд пылает от жара, от осознания – Лета ни за что не произнесет этого вслух, ни за тысячу