Книга Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист

и четвертым этажом красные маркизы.

Филипп Ардити, ни на что не натыкаясь, легко преодолел узкий коридор, петлявший от роскошной входной двери из мореного дуба, следуя скорее за смесью сигарного дыма и дорогого парфюма, который источал Юбер Герши.

Тот встретил их гладко выбритый, приветливый и одетый, как всегда, с иголочки, в сером, отливающем сталью костюме, с желтым шейным платком, затейливо повязанным под подбородком, и светлыми с проседью кудрями, уложенными воском. Его желтые ботинки гулко стучали каблуками о паркет во французскую елочку. Наверное, звук тоже помогал гостю найти дорогу.

Войдя в кабинет, Юбер обернулся, жестом приглашая гостя сесть, но тотчас впал в замешательство, замерев с дурацкой улыбкой, не зная, стоит ли довести слепого до кресла и как вообще обходиться с посетителем, у которого такой природный изъян.

Но Филипп Ардити не нуждался ни в чьей помощи.

Он улыбнулся, совершив поклон в сторону Юбера, промахнувшись лишь градусов на двадцать.

– Я слепой с некоторым стажем. – Он сделал пару шагов в сторону окон, конец его трости зацепился за ножку кресла, исполненного в форме тюльпана и обитого светло-зеленым сукном. Филипп Ардити протянул руку, его пальцы, затянутые в перчатки, легко коснулись подлокотника. Он цепко ухватился за спинку, крутанулся и сел, закинув ногу на ногу и вздернув подбородок.

У Веры защемило сердце и от восхищения элегантностью, с которой он все это проделал, и от мысли, что человек так стойко сопротивляется своей ущербности и делает колоссальные усилия, чтобы не выглядеть калекой в глазах других.

В эту же минуту хлопнула входная дверь, мягкой кошачьей походкой вошел Эмиль, бесшумно в своих кедах пересек кабинет и сел в другое кресло, составляющее пару тому, что занял гость.

– Добрый вечер, – проронил он, закинув лодыжку на колено и, слегка съехал вниз, развалившись в кресле. Он коротко представился, заявив, что готов слушать.

Эмиль выглядел очень странно для детектива в черной мятой толстовке с надписью Death Note, черными иглами крашеных волос и тоннелями в мочках ушей. Он скорее был похож на уличную шпану, анимешного персонажа или айтишника из «Хромых лошадей» – сериала про отдел британской разведки, куда собрали агентов-неудачников. Если бы клиент был зрячим, он, наверное, не стал бы иметь с ним дело. Хотя Вера ни разу не видела, чтобы кто-то вставал и уходил при появлении Эмиля. В основном к нему приходили по рекомендациям прошлых клиентов хорошо осведомленными, что человек с крашеными волосами и пирсингом не шпана, а бывший полицейский из BRI – бригады розыска и реагирования, которая занималась расследованием уголовных преступлений, убийств и похищений. Он имел офицерский чин и когда-то работал в отделе операционного управления материально-технического обеспечения префектуры полиции.

Страсть к психологии лжи привела Эмиля к тому, что он некоторое время был оператором полиграфа. Префектура хотела внедрить использование детектора лжи при допросах, но, увы, не вышло. Эмиль рискнул своим местом в BRI, занялся полиграфом, но быстро понял, что машина во многом проигрывает человеку с навыками профайлера. Возник конфликт с начальством. Сначала он яростно боролся, чтобы аппарат был внедрен в практику, а потом сам же заставил префектуру от него отказаться. И вылетел из полиции.

Так он начал собственную деятельность в качестве частного детектива.

– Меня зовут Филипп, я младший брат Рене Ардити и пришел, потому что наша семья заступила ту черту, за которой ее ждет погибель, – начал гость и замолчал. Его подбородок дрогнул, он стал снимать перчатки и уложил их сложенными вместе на колено.

Некоторое время висела тишина, слышно было лишь, как за окном то пронесется скутер, то проедет машина, из открытых кафетериев «Зазза» и «Ботеко», что располагались на первом этаже по обе стороны от угла здания, доносились голоса посетителей, отдыхающих за столиками.

Юбер поднялся.

– Быть может, вина?

Филипп Ардити, впав в прострацию, ответил не сразу. Секунд через пять он вздрогнул, вскинув руку.

– Нет, благодарю. Я пытаюсь собраться с мыслями и начать с того момента, который, как мне кажется, является началом наших злоключений, но боюсь, что бессилен найти корни зла. Потому я здесь. Если коротко обозначить задачу, – он выпрямился, положив трость поперек колена, – то на моего брата совершалось как минимум два покушения. Последнее, увы, удалось, он мертв. А на моего племянника, который по закону о наследовании во Франции стал пользовладельцем с правом распоряжения всем имуществом Ардити, совершается давление с целью засадить его в психушку.

Вера закусила губу, тотчас поняв, что речь идет о Даниеле с его непростым прошлым и травмированным детством. Видимо, ему досталось все от отца, но кто-то был не особенно этому рад. Вера не разбиралась во французском праве, поэтому подняла глаза на Юбера, имевшего за спиной тридцать лет адвокатской практики.

– Начало конца, – вновь заговорил Филипп, – наверное, было положено еще в далеком девяносто третьем, когда на скалах случайно разбился племянник Шарль. Даниеля измучили эти неугомонные полицейские, психологи из социальных служб… Я до сих пор задаюсь вопросом: правомочно ли было так терзать одиннадцатилетнего ребенка? Эти длящиеся по нескольку часов допросы наедине… Он был так измучен, что по ночам кричал и плакал. В тюрьмах, наверное, проявляют большее милосердие. Тем более имелась куча свидетелей, что он и Шарль в тот печальный миг находились на разных концах мыса дю Датье. А они все ходили и ходили, неделями, месяцами, почти все лето. И все это происходило в нашем доме на Лазурном Берегу, в Шато де Пон Д’Азуре, при живых отце и матери. Безутешные потерей сына, они не замечали, как мучают их дитя. Даниель очень талантлив, очень. С ранних лет занимался живописью и подавал такие надежды! Его называли современным Караваджо. Его работы потрясали академичностью и уникальностью. Но после того злосчастного случая, всех эти допросов он забросил занятия и впал в такую депрессию, что едва не умер. Несколько лет почти не учился в школе, менял санатории и врачей. К нему до сих пор не вернулось душевное здоровье. А мачеха пытается воспользоваться его несчастьем, особенно сейчас, когда он назначен узуфруктом.

Невольно Вера затаила дыхание, слушая Филиппа и проникаясь печальной историей его племянника. Он сидел прямой, как стрела, в этом своем черном пальто и с лицом, обращенным ни к кому, в пустоту. Странность придавали темные очки, делающие его похожим на пророка.

– Хм, а почему пользовладельцем назначен Даниель? – спросил наконец Юбер. Он слушал, скрестив руки на груди, опустив подбородок и приподняв брови, недоуменно покачивая головой. – Я правильно понял, вы говорите о старшем племяннике?

– Да, да, – всколыхнулся Филипп. – Я говорю