Книга Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп

ужасным из-за их предательства. Они наведут смертельный страх на врага своими вылазками, охваченные храброй слепой яростью. Затем шли обители гурубских гор и зловещих долин, гор Меркурия и Иферы, покрытых дремучими лесами. С ними суровый Автилитен, не благороднее своего отца в храбрых делах, ехал, как боевой командир, никому не бывший верным товарищем. Он отпустил могучие поводья преступлений, дикарь, предав все вокруг себя огню, разоряя, убивая и захватывая наших пленных. За ними шли кочевники – сильваизаны и макары, безопасно живущие под сенью прикрывающего их утеса и строящие свои грубые хижины на высоких горных обрывах и в густых лесах. Быстрые кавны и сильзакты следовали далее, меж [землями] которых струит свои воды Вадара, струясь с высокого горного пика меж извилистых берегов и лугов, растекаясь по широким и ровным полям. Пришли на битву племена от Агалумна, воздвигающего свою вершину к облакам, и Макубия, достающего до самых звезд бескрайнего неба. Затем шли те, кого питает Саскар, оплетая толстым камышом жалкие снопы ячменя, растущего на тернистой земле. Из далеких земель собрались астрицы, анакутазуры, целианы и имакла. Мрачные воины, от ощетинившегося Зерсилия с его узкими полями и порочной Галлики, не теряли времени на сборы и покрылись долины нескончаемым потоком людей, шедших от питающего их Тиллибария, берущего свое начало на Талалатейских полях, и от Марты, матери всего зла, распространяющей свои пустынные земли до самого моря. Римские войска избегли бы зрелища тех печальных полей, не обрежь судьба, часто враждебная к лучшим, нитей их жизней. Таково, однако, Всевышний Отец, было Твое соизволение и исполнение Твоих повелений.

(ст. 85—311)

Посланник, отправленный в самые отдаленные районы Ливии, собрал эти непобедимые племена на битву далеко от их домов. Илагуаны, никогда прежде не бывшие завоеванными, собрались бесчисленными тысячами и, сметая все на своем пути, устрашили весь мир. За ними следовали дикие австуры, отпустив поводья своих лошадей и положившись на свою грубую силу, – австуры храбрые, вооруженные, бесчисленные. Австурский воин, колеблющийся, вступить ли ему в бой на открытой равнине, приведет с собой верблюдов, выстроит стены, выкопает рвы и расставит всякого рода скот защитным кольцом, чтоб запутать врага в этих препятствиях и сокрушить в его смешении[26]. Как раз в этот-то момент жестокие илагуаны бегут на бойню и режут ряды [воинов], пойманных в этих узких баррикадах. Тогда, неся опустошение, они [уже] в безопасности выходят на равнины, преследуют своего врага, тесня его возобновленным кровопролитием, в ярости проносясь сквозь нарушенные ряды противника. Также у них есть таран, орудие страшной войны, а палатки они воздвигают, ставя пред ними знамена. Это ужасное племя дерзких людей, сделавшихся храбрыми от своих бесчисленных побед, которые, вместе жестокие и нечестивые, никогда не удержатся от того, чтоб не начать войну. Они не боятся быть уничтоженными, хотя они вполне могли бы этого бояться, и еще будут справедливо и заслуженно горевать о том, что так долго предавались своему безумию. Ибо со временем храбрые илагуаны, порубленные на этих широких равнинах, сложат свои безжалостные копья и, наконец, воздержатся от разорений и войн. Вождем племени и жрецом [бога] Гурзила был свирепый Иерна. Люди говорят, что отцом этого бога был рогатый бог Аммон, а матерью – дикая телица. Таково безумие их слепых рассудков! И вот как их божества подвели этих несчастных людей! Далее шли ифураки, весьма искусные в обращении со своим смертельным оружием. Их воины отличались щитами и оружием и были могучи в «игре мечей»[27], они совершали прыжки вверх, наступая на свирепого врага. Отряд муктунианов, обитающих на пустошах Триполи, выступил со своей насыщенной испарениями родины, Гадабий послал людей из своей зловещей цитадели, и нечестивая Диджида, ощетинившаяся твердынями укреплений, послала передовой отряд с соседней земли. Затем собрались племена, искусно скользящие по поверхностям озер на своих веланидских лодках, едва касаясь волн и гарпуня кривыми крючьями трепещущую рыбу. И баркеи, бешеные, как всегда, не упустили случая побуйствовать. Они оставили свои собственные земли и нацелились на наши. Война, ее ярость и их собственный дерзкий род вложили оружие им в руки. Они не вешали к [своим] бокам щиты и грозные мечи, как принято; но браслеты своими маленькими кружками охватывали их голые руки, и на них они и вешали ножны. Мавры никогда не закрывают руки рукавами туник и никогда не подпоясываются поясами с пряжками. Так, не подпоясавшись, они ведут своих диких товарищей на бой, неся пару копий с наконечниками особо твердой закалки. Неопрятная одежда, облегая их члены, свисает с плеч, в то время как полотняный плащ накинут на их грязные головы и держится на них узлом, а их черные ноги ступают в грубых мавританских сандалиях.

Таково было число племен мармаридов, которых вовлекла Африка в эту войну. Кто мог бы вообразить, что бедная земля уцелеет? Ибо теперь храбрый вождь с другого конца Африки поднялся на своих землях с другого фланга. Он был охвачен негодованием от страшного поражения, которое некогда нанесла ему римская армия. Да, по этой причине тот дикий вождь скопил свою могучую ярость. Бесчисленные племена сопровождали его – те, кто обитал в Гемини Петра и в заросших глухих местностях Зеркилы, те, кто обитал в ужасных горах и пустынях Навуза и те, кого питают суровые земли отвратительного Арзугия. (Ибо такие названия дали древние этим местам.) Авразитанский отряд тоже спустился со своих высот. Их отряды не могут участвовать в бою в качестве пехоты, зато они отменно бьются как всадники. Они привязывают свое копье с двумя острыми лезвиями крепким можжевельником, и часто блестящий короткий щит свободно висит на их мускулистых спинах или покачивается на их боках, в то время как лезвие [меча], блистающее, словно молния, подвешено на веревке на левом плече. Кроме них шел еще мавританский пахарь, который дважды в год снимает урожай в благоуханном Ваде и дважды обвязывает снопы ячменя соломой, тоже приведенный в ярость сухими землями, должными переносить их сжигающее солнце. Как велика, на самом деле, страсть к разрушению, коль скоро этот земледелец вынесет обжигающее солнце, будет страдать от голода, жажды и пышущей жаром раскаленной земли – и все из любви к дикой войне и жажде дурного прибытка!

И вот римская армия, поспешая, увидела сомкнутые ряды врага на вершинах всех холмов и гор, местность была окутана дымом и пламенем, а леса, перед которыми выстроились глубокие линии воинов, казалось, уходили за горизонт. Все их хижины были замаскированы, и со всех сторон голоса их звучали диким продолжающимся ревом.