Книга Вчера будет война - Сергей Буркатовский

Светлана Мартынова-Сталина. «Двадцать писем внуку». Красноярск, 1973

Белый «ГАЗ» с красными крестами на задних и боковых стеклах, закрашенных белым, въехал в Боровицкие ворота и, немного покрутившись по кремлевским закоулкам, наконец остановился. Подбежавший сержант ГБ (от их обилия в его новой жизни Андрея уже тошнило) распахнул дверцу. Второй, держа руку на кобуре «ТТ», страховал его с трех шагов.

Жлоб справа вышел из машины первым, предъявил встречающему какие-то бумаги. Тот шелестел ими при свете раскачивающегося на ветру жестяного фонаря минут пять, после чего заглянул в машину и сличил свежевыбритую больничным парикмахером физиономию Андрея с фотокарточкой.

– Гражданин Чеботарев? Прошу вас выйти из машины. Вы пройдете со мной.

Его передавали из рук в руки как эстафетную палочку. Причем с каждой передачей звание провожатого повышалось, и к дубовой двери, перед которой что-то записывал в гроссбух сидящий за канцелярским столом человек с сияющей лысиной, Андрея провел уже целый капитан ГБ – считай, армейский полковник. Положив пакет, сопровождавший Андрея всю дорогу, на стол, он козырнул (человек с пробором, не отрываясь от письма, кивнул) и вышел. Андрей остался стоять посреди приемной аки телеграфный столб в выданном ему несуразном плаще.

Дверь приемной хлопнула, и в нее быстрой походкой вошел Берия. Он старался держаться уверенно, но получалось это неважно. Человечек с пробором поднял голову от гроссбуха и столь же бесцветным, как он сам, голосом, приказал:

– Гражданин Чеботарев. Снимайте плащ. Вешалка в углу.

Андрей негнущимися пальцами расстегнул пуговицы и повесил плащ на указанный агрегат – явный подарок Вождю от какого-то механического завода, вполне, впрочем, функциональный и подходящий к обстановке. И замер. Он совсем забыл, что перед выходом из флигеля его переодели в его собственные вещи – джинсы, серый жилет с энным количеством карманов и молний, «бронетанковые» ботинки «мэйд ин чайна под фирму» и майку с оскаленным черепом «Iron Maiden». От одежды жутко несло дезинфекцией. Куртку синтетического волокна, мобилу и остатки плеера, видимо, сейчас где-то усиленно изучали. Но все равно – более чужеродного предмета обстановки, чем он сам, в этой комнате представить было практически невозможно.

На столе секретаря звякнул телефон. Он вышел из-за стола, открыл массивную дубовую дверь и скрылся в маленьком тамбуре, не забыв, впрочем, притворить дверь за собой.

Через минуту он вернулся, дверь закрывать не стал. Указал на нее Андрею – вас ждут. Проходите.

Берия попытался было пройти первым, но человек с пробором покачал головой и попросил товарища народного комиссара задержаться для уточнения некоторых вопросов. Андрей на подгибающихся ногах прошел в тамбур, а затем и в кабинет. Двери за ним мягко захлопнулись, подобно крышке дорогого братанского гроба.

… Кабинет был ему, как ни странно, хорошо знаком – по всему комплексу ассоциаций, вызываемых многочисленными книгами и фильмами о войне. Полумрак, лишь в дальнем углу – круг света от настольной лампы на зеленом сукне стола. За столом сидел ОН. Дымящаяся трубка, венчик почти совсем уже седых волос, обрамляющий только намечающуюся пока рябую лысину. Естественно, Сталин что-то писал. Андрей знал по книгам, что Сталин хорошо разыгрывал такие вот мизансцены, и был готов к долгому ожиданию. Но не настолько долгому. Прошла вечность, прежде чем хозяин кабинета оторвался от своей работы и посмотрел на Андрея с холодным интересом, напоминающим интерес энтомолога к новой разновидности мухи дрозофилы.

Потом Сталин встал, бесшумно ступая, подошел к Андрею и, странное дело, независимо от своего невеликого роста посмотрел на Андрея сверху вниз, как, собственно, энтомологу и положено.

– Ну что ж, уважаемый потомок. Садитесь. – Он указал Андрею на одинокий дерматиновый стул, стоящий у ближайшей к двери стене. – Садитесь. И расскажите нам, как вы там живете… в вашем светлом будущем. А то товарищ Берия прислал мне, понимаете ли, какой-то странный доклад… Вы можете себе представить – он пишет, что вы там решили, что вам совсем не обязательно быть… великой державой. Более того. Он говорит, что вы ударными темпами строите капитализм. Причем настолько ударными, что уже достигли уровня 1913 года. Правда… не во всем. Вот что касается территории страны, тут вы, пожалуй, скоро Ивана Грозного догоните, да… Ну это поправимо… Еще десять-пятнадцать лет – и вы сократите территорию до размеров, скажем, Московского княжества. Есть мнение, территория Московского княжества более отвечает вашим… способностям.

Андрей, не ожидавший такого начала разговора, не мог промолвить ни слова.

– А может бить, мы неправильно вас поняли, а? Может бить, вы объясните нам, что же товарищ Берия напутал в своем докладе?

Андрей молчал. В горячечном бреду он тысячи раз представлял, как выкрикивает Сталину ДАТУ, как сообщает ему, как тот ошибался, не веря сообщениям разведки о нападении немцев, как предупреждает… Но такого поворота событий он не ждал.

– Ну же, говорите! Вы же так долго добивались встречи с товарищем Сталиным. Вы же собирались объяснить нам, где же мы, дураки, ошиблись. Мы-то думали, что вы нас поправите.

Молчание продолжалось.

– Что же вы, засранцы, натворили? – тихо, даже ласково, спросил Сталин. – Мы строили державу. Мы недоедали ради вас… Мы создавали армию… Мы воевали… И еще будем воевать… Страшно воевать, если вы нам не врете… А вы? Что же вы такое сделали? Поменяли великую страну на телефончики с цифирками? На собачьи парикмахерские поменяли? – Видно было, что приведенный на одном из допросов список клиентов конторы Андрея его потряс.

– Молчите? Не хотите говорить с товарищем Сталиным? А с Чеботаревым Михаилом Никифоровичем, старшим сержантом Красной Армии, поговорить не хотите? Он ведь ваш прадед, если я не ошибаюсь? Посмотрите ему в глаза и скажете то, что не решились сказать товарищу Сталину. Он недалеко сейчас, в Белоруссии. Можем и вызвать. Нам проще. У нас – одна большая страна… пока. Не хотите? И правильно делаете, что не хотите. Потому что вы промотали все. Все, что смогли. И правильно, что к вам относятся во всем мире как к недоумкам. И слушать вас никто не будет. Потому что вам нечего сказать. А может быть, есть? А? Ну, говорите… гражданин веб-дизайнер!

И совсем уже тихо, так, что кровь застыла в жилах.

– А мы вас послушаем.

– Послушаете? Послушаете?! – таки сорвался, все, хана, хлопнут и будут правы, но говорить как хотел – просто, спокойно и убедительно – сил не было, истерика захлестнула сразу и насовсем. – А когда вы кого-то слушали? Пол-армии в лагерях сгноили, пол-страны немцу сдали, а потом еще двадцать миллионов народу положили, чтобы обратно отвоевать. А потом, после войны – продолжили народ по лагерям да стенкам размазывать, да так, что ни одного приличного человека наверх пролезть не могло. Всех, кто свое мнение имел, – в лагерную пыль, одни слизняки остались. Троцкий вас Красным Бонапартом назвал? Чести много. Скорее, из вас Людовик какой-то там получился. После вас – хоть потоп, ага.