Книга Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди

он взмахивает руками, продолжая свой рассказ. Это просто невероятная пытка. Я прикована к стулу, мои глаза широко открыты, и я схожу с ума от этих темных глаз и дерзкой ухмылки. И несмотря на то, что у Эвана буквально то же самое лицо, почему-то я не реагирую на него. Совсем.

Только на Купера.

– Нам по тринадцать лет, и мы начали погоню по городу, – произносит Эван. – А все потому, что Стеф увидела этого несчастного козла на цепи в чьем-то дворе и перемахнула через забор, чтобы освободить его. И в этот самый момент хозяин вышел из дома с дробовиком наперевес. А мы с Купом думаем – вашу ж мать, она получит пулю в задницу из-за этого козла.

– Мы прыгаем через забор вслед за ней, и я разбиваю замок молотком.

– У тебя с собой оказался молоток? – Мой голос звучит странно даже для меня. Дыхание перехватывает, потому что сердце бьется чертовски быстро, хотя я почти не двигаюсь все это время. Абсолютно неподвижна. Я под действием его чар.

– Ага. – Он смотрит на меня так, словно я не понимаю очевидных вещей. – Замок дешевый. Стукнешь по нему пару раз сбоку, и механизм внутри ломается. Итак, Эван хватает козла, и мы несемся оттуда, уклоняясь от дроби, потому что владелец дома пьян в стельку и никак не может прицелиться.

– Но откуда взялась полицейская машина? – спрашивает Бонни.

– Короче, мы бежали с козлом на поводке, когда коп загнал нас в угол. – Эван оживляется, размахивая бутылкой пива, которую принес с собой на пляж. – Он вытаскивает электрошокер, но нас трое, да еще и козел, так что коп не знает, в кого целиться. И, пока он решает, я такой: да ну его к черту, запрыгивай.

– И мы с Эваном залезаем в машину, – продолжает Купер. – Стеф убегает, тем самым отвлекая копа. И вот козел брыкается, а я уже готов рухнуть без сознания, но тут Эван говорит: «Бро, мы должны бросить эту тачку и бежать».

– Так что же случилось с козлом? – требую я ответа, искренне беспокоясь о судьбе бедного животного, и при этом сильно нервничаю, что все заметят, насколько мне не по себе. Заметят, как я пялюсь.

– Эван подъезжает к просеке, проходящей через городской парк, и каким-то образом справляется с этим козлом, вытаскивает его с заднего сиденья и тащит в лес, а меня оставляет в отключке рядом с машиной. Так что, когда копы нагоняют нас и видят меня всего в крови, да и выгляжу я как мертвец, у них начинается паника. Они вызывают мне скорую, и я просыпаюсь в больнице. Во всей этой неразберихе я смываюсь оттуда и встречаюсь с Эваном дома, как будто ничего и не произошло.

– Они вас так и не поймали? – хохочет Бонни.

– Да хрен им, – усмехается Эван. – Вышли сухими из воды.

– Так вы оставили козла в лесу одного? – Это и забавно, и ужасно одновременно.

– А что еще мы должны были с ним сделать? – возмущается Купер.

– Точно не это! Боже, бедный козленок. Мне наверняка теперь будут сниться кошмары о том, как он один, в темном лесу, плачет и убегает от каких-нибудь рысей.

– Видишь? – Эван шлепает своего брата по руке. – Вот почему мы не даем цыпочкам уговорить нас погеройствовать. Они никогда не бывают довольны результатом.

Даже несмотря на то, что мне не хочется смеяться, смех все же вырывается наружу. Образ этих двоих, прорывающихся через весь город, едва достающих до руля мальчишек, с перепуганным насмерть козленком, который брыкается и пытается удрать, слишком уморителен.

Мы еще какое-то время вспоминаем забавные истории. Как Бонни и ее школьная команда поддержки превратили парадную лестницу отеля в скользящую горку[19] во время соревнований во Флориде. Или как мы с моей подругой на кемпинге[20] с ее семьей встретили парней, а после почти сожгли фейерверками весь лагерь.

Затем, наконец, наступает момент, которого Бонни с нетерпением ждала всю ночь.

Эван берет одеяло, что ранее принес из машины, и спрашивает Бонни, не хочет ли она прогуляться. Эти двое строили друг другу глазки с тех самых пор, как мы пришли сюда. Прежде чем уйти с ним, подруга бросает на меня взгляд, чтобы проверить, все ли порядке. Я киваю ей в ответ. И хотя я просто в ужасе от того, чтобы остаться с Купером наедине, именно этого я и хочу.

– Что ж, моя работа здесь закончена. – Я пытаюсь вести себя нормально.

Он тычет палкой в огонь, перемешивая бумагу.

– Не переживай, с ним она в безопасности. Может, он и разговаривает как какой-нибудь преступник, но на самом деле он хороший парень.

– Я и не переживаю.

Я встаю и занимаю место Эвана рядом с Купером. Мне не следует этого делать, но я мазохистка. И я понятия не имею, это он сам или опьяняющий запах горящего дерева так действует на меня, ведь я чувствую себя пьяной, хотя выпила не так много пива.

– Если честно, вы с братом совсем не такие, как я ожидала. В хорошем смысле.

Черт. Это прозвучало так, будто я флиртую. Мои щеки тут же вспыхивают, и мне приходится лишь надеяться, что он не воспримет этот комментарий как знак моей заинтересованности.

– Да, – он качает головой. – И я все еще жду извинений за герпес.

– Что ж, воспользуюсь Пятой поправкой,[21] – ухмыляюсь я, глядя на него краем глаза.

– Вон оно как, значит. – Купер выгибает бровь, бросая мне вызов.

Я пожимаю плечами.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ладно. Мне все ясно. Запомни, Мак. У тебя был шанс повести себя по-взрослому.

– Оу, – протягиваю я, – начинаешь войну, да? Заклятые враги до смерти?

– Я ничего не начинаю, я заканчиваю. – Он становится очень серьезным и пинает немного песка в мою сторону.

– Очень по-взрослому.

– Перейдем к пари, принцесса.

Что же он со мной делает. Единственное упоминание этого насмешливого прозвища, и ко мне тут же приходит ужасающее осознание, которое становится неоспоримым.

Купер горяч.

Безумно горяч.

И дело не только в его лице или бездонных темных глазах. У него есть качество под названием «мне на все плевать», которое по каким-то причинам задевает самую чувствительную часть меня. Ночью, освещаемый лишь пламенем костра, он кажется почти зловещим. Словно нож со сверкающим лезвием. И все же его притягательность нельзя отрицать.

Я не помню, когда в последний раз испытывала подобное влечение к парню. Если вообще испытывала.

Мне это не нравится. Не только потому, что у меня есть парень, но еще из-за того, что при виде Купера мой пульс ускоряется, щеки краснеют и становятся почти огненными, а я просто ненавижу, когда мое тело мне не подчиняется.

– Мы так и не озвучили ставки, – задумчиво произносит Купер.

– И чего же ты хочешь?

Все по-честному. Я человек слова.

– Может, поцелуемся?

Я строю из себя крутую, хотя мое сердце колотится как сумасшедшее.

– Чего еще ты хочешь?

– Ну, я подумал, что минет бы сгодился, но если мы ведем переговоры…

Я не могу не улыбнуться.

– У тебя совсем нет стыда.

Каким-то образом ему удается мастерски снять напряжение в этот момент, стереть всю неловкость. И вот моя осторожность дает трещину.

– Хорошо, – говорит он, и его губы растягивает сексуальная ухмылка. – Ты умеешь торговаться. Я сделаю тебе куни.

– Ага, думаю, теперь мы зашли в тупик.

– Неужели?

Купер смотрит на меня тяжелым взглядом. Невозможно не почувствовать, как он мысленно раздевает меня.

– Ладно. Но я собираюсь воззвать к этому памятному моменту. Будешь мне должна.

В какой-то момент я ощущаю жужжание телефона у себя в кармане. Но к тому времени мы с Купером уже в самом разгаре жаркого спора о социально-экономических проблемах с выпечкой. Я быстро гляжу на экран телефона, чтобы убедиться, не Бонни ли зовет на помощь, но это Престон – вернулся домой после покера.

– Да ни в жизнь, – распаляется Купер. – Пирожные – это еда богатых людей. Ты никогда не увидишь, как кто-то с маленькой зарплатой забегает в кондитерскую за коробкой чертовых круассанов. Мы едим пончики, холодные «Поп-тартс»[22] и, может, печенье из банки, но никаких гребаных пирожных.

– Пончик – это точно выпечка. А магазин пончиков – это вид кондитерской.

– Хрена с два. В этом городе всего пять кондитерских, и три из них открыты только летом. О чем тебе это говорит?

– О том, что народу во время туристического сезона прибавляется, и переполненные магазины открываются, чтобы поддержать спрос. Это ничего не говорит о демографии.

Купер усмехается, бросая палку в огонь.

– Теперь ты несешь чепуху.

Хотя наш разговор и звучит так, будто мы ругаемся, но скрытая улыбка, притаившаяся в уголке его губ, убеждает меня в обратном: ему весело. Споры – это практически развлечение