Книга Харикл. Арахнея - Вильгельм Адольф Беккер

весьма учёным, на которого Форион возложил попечение о своей богатой библиотеке и коллекциях различных произведений искусства и редкостей, к которым имел особенную страсть. Библиотека его была действительно довольно значительна для того времени. В ней находились не только произведения знаменитых поэтов, начиная с Гомера, имевшегося даже в нескольких экземплярах, о древности которых свидетельствовали цвет бумаги да многочисленные червоточины; нет, в ней были и сочинения философов, ораторов и историков. Артемидор, так звали этого человека, старался покупать только прекрасные и точные списки, а если возможно, то и подлинные рукописи авторов; так, например, ему удалось достать у одного торговца благовониями несколько комедий Анаксандрида[44], который, не получив за свои произведения желаемой цены, предназначил их в макулатуру. Конечно, при этом Форион мог иногда ошибиться и, приняв произведение переписчика за какой-нибудь знаменитый автограф, дать за него большую цену. Кто мог сказать точно, что эти трагедии Софокла[45], эта история Геродота[46] были писаны рукою самих авторов, что эти тайно сохраняемые лоскутки были действительно спасшиеся от огня куски осуждённой рукописи Протагора[47], что эти три свёртка были оригиналами сочинений пифагорейца Филолая[48], купленными Платоном на вес золота, и которыми он пользовался потом, работая над своим Тимеосом? Не менее ценно было и собрание различных произведений искусства и замечательных в историческом отношении предметов. Там были, между прочим, дощечки, на которых писал Эсхил[49] и которые были спасены от нечестивых рук Дионисия; палка, которою будто бы Антисфен[50] погрозил Диогену, и тому подобные достопримечательности. Рядом с ними находились поразительные образцы искусства и терпения: самые мелкие изделия из слоновой кости, особенно замечательными среди них были, например, экипаж, запряжённый четвёркою лошадей, который муха могла прикрыть своими крыльями; муравей в натуральную величину, а также зерно, на котором еле заметными золотыми буквами были написаны два стиха из Гомера. Но особенное пристрастие владелец имел, по-видимому, к нежным работам из воска. Коллекция его была особенно богата произведениями этого рода, преимущественно же самыми разнообразными фруктами, которые по цвету и форме поразительно походили на настоящие. На подобные вещи Форион тратил значительные суммы, между тем как жил более чем просто, почему и прослыл скупцом среди людей, не знавших, как часто он давал приданое дочерям небогатых граждан и не брал обратно денег, данных в долг нуждающимся.

Харикл подошёл к двери дома и громко постучал в неё медным кольцом[51]. Прошло несколько минут, пока пришёл привратник и снял засов.

Прикрыв немного дверь и увидев юношу в дорожном платье, он проворчал:

— Что тебе надо? Ему некогда.

С этими словами он снова захлопнул дверь.

Харикл постучал вторично.

Но раб уже задвинул засов и крикнул изнутри:

— Разве ты не слышишь, что ему некогда?

— Любезный, — сказал юноша, — доложи только своему господину. Скажи ему, что я Харикл, сын Хариноса, и привёз ему письмо из Сиракуз.

Раб удалился, ворча что-то про себя.

Наконец он вернулся, отворил дверь и сказал немного приветливее:

— Ступай, он зовёт тебя.

Форион и Артемидор принялись только что за свой довольно скромный обед, поставленный перед ними на маленьком столе. Когда Харикл вошёл в комнату, старик не встал с своего места, но подал ему руку и ласково приветствовал его. Юноша передал письмо. Осмотрев тщательно печать, он вскрыл его.

— Ты не нуждаешься в этой рекомендации, — сказал он, прочитав. — Правда, я всё ещё надеялся увидеть здесь твоего отца, до той минуты, пока, несколько дней тому назад, не получил известия о том, что прах его покоится в чужой земле. Но я не менее радушно приветствую и его сына. Тебе волей-неволей придётся удовольствоваться помещением в моём доме до тех пор, пока ты не устроишь вновь дом твоего отца.

— Дом моего отца? — сказал с удивлением юноша.

— Ты полагаешь, что он продан, — возразил Форион. — Совершенно верно, и поспешность трапецита, которому отец твой при своём бегстве второпях поручил продажу дома, чуть не лишила меня возможности сохранить тебе жилище твоих предков и святилище богов, изображения которых они там чтили. К счастью, я узнал ещё вовремя, что сделано публичное объявление о продаже этого дома. Я купил его; никто не жил в нём с тех пор, и завтра я возвращу его тебе, если только сорок мин, которые я дал за него, не покажутся тебе ценой слишком высокой.

Харикл был полон радостного изумления. Разве то были слова человека, каким представили его Ктезифон и женщина? «Но не купил ли он дом только ради клада?» — подумал Харикл. Впрочем, если бы он был человеком нечестным, что могло бы помешать ему оставить за собою и дом, стоивший, может быть, вдвое дороже? Итак, он горячо поблагодарил старика и сказал, что охотно заплатит ему завтра эти сорок мин.

— Теперь, — сказал Форион, — раб мой проводит тебя в твоё помещение и в ванну, а затем возвращайся сюда разделить с нами наш скромный обед.

Помещение для приезжих, в котором разместился Харикл, находилось в маленьком домике рядом с главным зданием. Одною из сторон оно примыкало к соседнему дому и имело общую с ним стену. Оно представляло, таким образом, то удобство, что тут можно было жить совершенно спокойно и по-своему. Но юноша всё-таки не намеревался оставаться здесь долго; ему хотелось как можно скорее привести дом своего отца в такое состояние, чтобы можно было переехать в него. Рано утром вскочил он с своего ложа, горя нетерпением увидеть скорее дорогое место, где провёл счастливые дни своей юности. Форион хотел непременно сам проводить его. Накануне вечером юноша убеждался всё более и более в том, что характер его хозяина, хотя может быть и исполненный странностей, вовсе не оправдывал распространяемых про него слухов. Только подозрения насчёт клада никак не мог он побороть в себе. Он не мог удержаться, и в разговоре о доме отца, спросил про статую Гермеса. Отвечая на вопрос, Форион был очевидно в смущении, а на устах серьёзного Артемидора мелькнула улыбка. Ведь может быть и то, что, довольствуясь богатой добычей, Форион хочет теперь корчить из себя великодушного человека? Харикл был погружен ещё в эти размышления, когда вошёл раб, принёсший ему к завтраку хлеб и вино, и доложил, что его господин готов уже идти. Харикл обмакнул несколько кусочков хлеба в вино и, в сопровождении Мана, поспешил догнать Фориона, который выходил из дверей дома. За