Книга Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит? - Стивен Тайлер

и каждый день их поливал. Через два месяца у меня было растение размером с хреново карликовое деревце. Я использовал кучу удобрений, но почему-то оно не цвело. Стебли были твердыми, как ветки. «Что не так?» – задавался вопросом я. Может, все из-за того, что в Нью-Гэмпшире по ночам холодно? Точно! Не точно. Оказалось, под линиями электропередач распыляли ДДТ или какие-то химикаты, которые мешали росту растений. Эй, уебки! Я все равно отрывал листья и обкуривался ими. Но на растении было всего семь листочков. И все же мне нравилось накуриваться и шататься по лесу. Я курил, а потом гулял в горах с Дебби Бенсон – в пятнадцать лет я мечтал, что трахаюсь с ней.

Ночью в лесах Нью-Гэмпшира было так темно, что даже ног своих не видно. И все те ужасные истории, которые я рассказывал своим друзьям в Бронксе, будто оживали. Волчьи стаи! Пауки черные вдовы! Силуэт бостонского душителя! Кровожадные индейцы!

Я постоянно накуривался со своими друзьями в моем домике. Мы запирались, хоть мне и не нужно было прятаться от мамы. Я говорил: «Мам, ты пьешь! Почему ты вместо этого не куришь?» Я скручивал косяк и говорил: «Ма, понюхай, как он пахнет!» И она никогда не кричала: «Убери!», в основном потому, что любила пить днем коктейли (или сидеть с теми, кто пьет).

Когда меня никто не мог подвезти из Троу-Рико в город – сколько там было, километров шесть? – я шел пешком. Ночью в лесах Нью-Гэмпшира было так темно, что даже ног своих не видно. И все те ужасные истории, которые я рассказывал своим друзьям в Бронксе, будто оживали. Волчьи стаи! Пауки черные вдовы! Силуэт бостонского душителя! Кровожадные индейцы! Я знал, что в Санапи не осталось ни одного индейского племени. Мы – белые – их всех вырезали. Но как же призраки индейцев? Они точно были в бешенстве от неутолимой жажды мести. А еще я спотыкался от маминого домашнего сидра.

А когда облака закрывали луну, дорога становилась черной как смоль, и я такой: «Вот черт!» Я брал палку и стучал ею по дороге, как слепой Пью из «Острова сокровищ». Мне было так одиноко… и страшно. Йонкерс и Бронкс всегда были освещены. Там можно было прятаться в сугробах, а когда из-за угла выезжала машина – хвататься за бампер и катиться за ней на лыжах. Но в Санапи мне приходилось чуть ли не ползти на четвереньках, чтобы найти в темноте проселочную дорогу. Потом я снова встану на четвереньки и поползу уже совсем по другой темной дороге.

Когда я жил там и в сентябре все уезжали, я чувствовал себя брошенным. В юности такое дается нелегко. Я еще думал: «Неужели я стану тем самым злобным старым хуем, который орет на детей, чтобы они убирались со двора?» Нет, я не такой. Я был как раз той шпаной, которая ссала в чужих дворах. Знаешь, в тот момент моей жизни я все еще был в лесу. И в жизни было столько всего, чего я не понимал, и мне это нравилось. Всеми нами движет страх.

Seasons of Winter была навеяна тревогой и одиночеством тех ночей, когда я шагал по страшной тропинке.

Fireflies dance in the heat of

Hound dogs that bay at the moon

My ship leaves in the midnight

Can’t say I’ll be back too soon

They awaken, far far away

Heat of my candle show me the way

Светлячки танцуют в жару

Гончие лают на луну

Мой корабль отплывает в полночь

Я не скоро вернусь

Они просыпаются, далеко-далеко

Жар свечки указывает мне путь

Потом в моей жизни появилось, с одной стороны, кое-что не настолько страшное, а с другой – пугающее до жути, потому что здесь замешаны девочки. Это произошло задолго до того, как я начал понимать женщин. «Конечно, Стивен. Ты ведь так и не начал их понимать. Ты просто стал рок-звездой, и это решило проблему». Неужели?

Короче, мы с моим братом Оги уговорили двух девчонок пойти с нами в поход. Две девочки, одна палатка, увядающий день, бухло. Да уж, вы и представить не можете, куда может повернуться подобный сценарий. Нам могло повезти… Мы подошли к красивому холму. Ночью он выглядел таким плюшевым и мягким.

– Ух ты! Где мы?

– Не знаю, бро, но давай поставим палатку и, ну, хе-хе, знаешь…

У нас были шесть банок пива и девочки, что в этом такого плохого? Не думаю, что мы занимались чем-то таким диким – ну, целовались и пили. Жаль, что тогда я был не таким коварным, как сейчас, но когда ты мальчик, ты смертельно боишься девочек! До ужаса!

Мы проснулись утром от чьего-то крика: «Фейерверк!» Я никогда этого не забуду. Мы посмотрели друг на друга. Что это значит? Кто-то тут пускает фейерверк? Потом еще раз, громче, а затем мяч для гольфа врезается в стенку палатки. А, «Фервей»! Наша палатка была на поле для гольфа. Мы схватили свои вещи, голые и с похмелья, и помчались со всех ног.

Когда мне было шесть или семь, я ходил в церковь и пел гимны. Там стоял стол со свечками, и я думал, что под ним живет Бог. Думал, что он там из-за силы песен. Сквозь эти гимны проходила энергия. Когда я впервые услышал рок-н-ролл – что тогда было? Боже… до того как я начал заниматься сексом, это и был секс! Первая песня, которая сразу же начала течь по моим венам, была All for the Love of a Girl.

Задолго до «Битлз» и британского вторжения, когда мне было девять или десять лет, мне дали маленькое радио. Но ночью в Санапи завывал ветер, и я не мог поймать нужные станции, поэтому пришлось протянуть провод до самой верхушки яблони. Он все еще там! И я поймал WOWO из Форт-Уэйна, штат Индиана, и услышал All for the Love of a Girl. Это была вторая сторона сингла Battle of New Orleans Джонни Хортона.

All for the Love of a Girl – это лиричная песня о любви, Джонни Хортон с обожанием относился к тексту, дергая каждое слово, будто это струна гитары.

Это очень простая, почти архетипическая песня о любви. Это что-то вроде уже-тысячу-раз-написанной баллады. В этих строчках было все. Блаженство! Разбитое сердце! Одиночество! Отчаяние! Я сидел на