Книга Сколько стоит рекорд - Борис Маркович Раевский

жгло в упор. Раскаленные лучи были тяжелые; они весомо, ощутимо давили на людей, словно пригибали к песку. Давили на плечи, и голову, и ноги, непрерывно, изнуряюще, не давая ни секундной передышки. Едва только группа ушла от каменных идолов, все с новой силой ощутили жажду. Разговоры смолкли. Даже неугомонная Симочка присмирела.

Мысленно все видели машину, их машину с лопнувшим карданом, одиноко стоящую в песках. И в машине — два плоских длинных челека[3].

Два челека, полные воды… Но сколько отсюда до машины? Старожилы говорили — километров восемнадцать. А на поверку, пожалуй, все тридцать. Тридцать километров по раскаленной сковороде!..

Обидно! В машине полно воды, а взять ее с собой в дорогу не смогли. И все из-за пустяка: не было посуды. Да, как это ни смешно, в машине не было ни бидонов, ни бутылей, ни канистр. Ведь уходить далеко от машины не собирались — кто мог знать, что лопнет кардан? Хорошо, хоть фляги захватили. И то так, на всякий случай. «Перестраховочка», — усмехаясь, сказал Кирилл, когда в лагере брали фляги. Вот тебе и «перестраховочка»!

Надо сказать, в последние годы археологи в экспедициях начисто отвыкли от всякой «романтики».

Экспедиция в пустыне стала напоминать обычное деловое предприятие: с налаженным снабжением, с точным распорядком дня и выходными по воскресеньям.

В палатке начальника над столом — настоящим канцелярским столом с двумя тумбочками, по четыре ящика в каждой — даже висел хлесткий, нарисованный от руки плакатик: «Долой приключения!». И под этими словами доморощенный художник изобразил выразительный кукиш. А сам начальник экспедиции, профессор Тонких, любил повторять: «Всякое приключение — результат неорганизованности».

Но вот сегодня — что-то похожее на приключение. И опять же — вследствие несчастного случая и, в конце концов, непродуманности…

…Прошло долгих три часа, пока добрались до холма, похожего на шатер. Значит, пройдено всего восемь километров. Медленно, очень медленно движутся они нынче.

Теперь уже все думали только об одном: пить!

Старик на ходу все время что-то держал во рту.

— Что это? — устало полюбопытствовала Симочка.

— Камешек, — Старик выплюнул на ладонь гладкий, похожий на птичье яйцо, голыш.

— Зачем?

— Меньше пить хочется. Сосешь — слюна выделяется. — Старик опять сунул камешек в рот.

Симочка пожала плечами.

В экспедициях она бывала и раньше, но даже такой, всем деревенским мальчишкам знакомый способ был ей неизвестен.

Солнце палило; казалось, из тел испаряются последние остатки влаги. Стелющиеся по песку корявые кусты саксаула и черкеза не давали тени. Ящерицы — и те попрятались от зноя.

Песок был везде. Даже воздух густо пропесочен. Песок скрипел на зубах, забивал уши, ноздри…

Старик украдкой бросал быстрые, внимательные взгляды на Симочку. Пухлое личико ее посерело, нос заострился, возле уголков рта прорезались скорбные складки.

Вскоре устроили привал.

Все вокруг было голо, только янтак — верблюжья колючка — зеленел, несмотря на полыхающее пекло. У этого сорняка длиннющие корни: на десяток метров уходят они в глубь песка и сосут оттуда воду.

Все молчали. Только Симочка пробормотала:

— Ветерок бы…

Старик поднялся, развязал свой рюкзак.

— Минутку, — сказал он.

Четверо, не вставая, повернулись к нему. Из рюкзака он достал флягу.

— У меня две, — негромко сказал старик, и все, как по команде, поглядели ему на бедро, где висела вторая фляга. — Взял про запас, — пояснил он.

Все зашевелились. Вот это здо́рово!

— Обе фляги полны, — спокойно продолжал Старик.

— Обе? — Симочка даже села. — Вы что ж — не пили?

— Уточняю; одна фляга, — Старик поднял посудину, вынутую из рюкзака, — совсем полна. Другая — почти полна… — И, видя недоуменные взгляды, пояснил: — Я в пути почти не пью. Как верблюд. — Он чуть усмехнулся.

Кирилл приподнялся на локте.

«Вода — Старика. Только его. Неужели не даст? Нет, Симочке даст. А другим?»

— Эту флягу, полную, — сказал Старик, — отдаю вам. Вам четверым, — он протянул флягу Симочке. — С условием: разделите ее на три части. Первую — выпейте сейчас, на десятом километре. Вторую — на двадцатом, третью — на двадцать пятом. Не раньше! Понятно?

Старик обвел всех жестким взглядом.

Только сейчас Кирилл заметил — в Старике есть что-то ястребиное: косматые с проседью брови, большой с горбинкой, похожий на хищный клюв, нос, тощая, прошитая узловатыми жилами шея…

— А вторую флягу оставляю себе, — скороговоркой закончил Старик. — Что? Несправедливо? — Он из-под насупленных густых бровей сердито оглядел всех. — Считайте, как хотите. Я так решил.

Старик отошел в сторонку, свинтил стаканчик с фляги, налил себе немного и медленно, прополаскивая рот, словно прожевывая каждый глоток, выпил. Так смакуют редкие вина дегустаторы.

Потом лег спиной к молодежи.

Ребята подвинулись к Симочке. Все происшедшее поразило их. Это надо досконально обдумать. Но, во-первых, пить…

Фляга была стандартная: три четверти литра.

— На три приема, — сказал Кирилл. — По двести пятьдесят. На четверых… Значит, по шестьдесят два грамма на нос…

Спутники молча кивнули.

На алюминиевом стаканчике Кирилл ногтем нацарапал черту. Это и было примерно шестьдесят граммов.

Первую порцию дали Симочке.

Кирилл незаметно нацедил ей чуть выше черточки, но девушка так грозно закричала: «Стой! Вылью!» — что он сразу отдернул флягу.

Симочка пила долго, смакуя каждую каплю, а ребята отвернулись, чтоб не мешать ей.

Да, они стояли спиной к ней, но невольно с удивительной отчетливостью слышали каждый звук, каждое бульканье воды во рту у девушки, каждый ее глоток.

— Все, — наконец объявила она, и парни торопливо поглядели на Кирилла.

Тот снова аккуратно отмерил в стаканчик. Один за другим, все проглотили свои граммы.

Заслонив рюкзаками головы от солнца, опять легли. Ощущение свежести во рту исчезло поразительно быстро. Уже через несколько минут язык снова стал сухим, шершавым, царапал небо, как наждаком.

«Странно, — думала Симочка. — Почему-то я предполагала, что у него есть вода. Почему? Не знаю. Как все-таки не по-товарищески он разделил. Ну, конечно, вода — его. И все-таки… Я бы отдала обе фляги. Всем поровну. Да, только так».

«Молодчага старче, — думал Кирилл. — Догадался же взять посудину про запас. А я вот — не сообразил. И все-таки…»

Это «и все-таки» терзало и остальных археологов. Да, странный тип этот Старик. Всегда угрюмый, неприветливый. Даже самый человечный поступок и то обязательно испоганит…

Привал был недолгим. И опять, конечно, растормошил всех Старик.

Двигались медленно. Каждый километр казался намного длиннее предыдущего.

И тут случилось несчастье. Симочка вдруг охнула, схватилась за плечо Кирилла, гримаса искривила ее лицо.

— Нога! — она медленно опустилась на песок.

— Этого еще не хватало! — в сердцах пробормотал Кирилл, но, спохватившись, сразу устыдясь невольно вырвавшихся слов, наклонился к