Книга Годунов в кругу родни - Анна Феликсовна Литвина

знаменитом рассказе Ю. Н. Тынянова о подпоручике Киже, где несуществующая личность появляется из-за ошибки при переписывании документа и, однажды материализовавшись на бумаге, обретает патологическую жизнеспособность, оберегаясь от уничтожения.

Нам же остается только подчеркнуть, что решительно никаких оснований присваивать Борису Годунову имя Иаков (Яков) не существует.

Феодот и Богдан

Еще чаще в исследовательской литературе — включая работы самых последних лет — можно встретить уверенное рассуждение о том, что в миру Борис Годунов обладал именами Феодот и Богдан[43]. Поскольку ни в одном средневековом письменном источнике не сказано, что они у царя были, уместно задаться вопросом, что же послужило основанием для таких утверждений.

Дело в том, что на иконах, окладах и росписях, определенно связанных с семьей Годуновых, нередко появляется св. Феодот: он фигурирует среди небесных тезок членов царской семьи, соседствуя со свв. Борисом, Феодором Стратилатом, Марией Магдалиной и преподобной Ксенией Миласской (Римлянкой)[44]. Вообще говоря, всевозможные артефакты, отражающие культ личных небесных покровителей, дают весьма значительную долю информации, помогающую в поисках непубличных христианских имен самых разных людей той эпохи. Зачастую целая семья именно так запечатлевает сведения о своих тезках по крестильным именам. Очевидная сложность при работе с этим типом источников заключается в том, что подобные коллективные изображения не дают однозначного соотнесения небесного покровителя и его земного тезки: мы, как правило, не располагаем прямыми указаниями, является ли тот или иной святой на дробнице, иконе или фреске покровителем тестя или зятя, отца или сына, живого или умершего члена рода. Здесь приходится читать и атрибутировать имена, сопоставляя известное с неизвестным.

При этом мы можем быть уверены, что св. Борис (и часто фигурирующий вместе с ним св. Глеб) были небесными патронами самого царя Бориса. Мария Магдалина — это патрональная святая царицы Марии Григорьевны Годуновой (урожденной Скуратовой-Бельской), о чем недвусмысленно свидетельствует, например, запись во Вкладной книге Ипатьевского костромского монастыря[45]. В свою очередь, св. Ксения Римлянка, вне всякого сомнения, была покровительницей их дочери, Ксении Борисовны. Что же касается св. Феодора Стратилата, то он явно соотносится с фигурой царевича — Федора Борисовича, который был наречен в честь своего деда, Федора Ивановича Кривого, и, по всей видимости, унаследовал его патронального святого[46]. Фигура св. Феодота могла бы показаться здесь несколько избыточной, однако мы знаем, что на такого рода групповых патрональных изображениях могут быть отражены сразу два имени кого-то из членов семьи, публичное и непубличное. С кем же в таком случае связан св. Феодот?

В свое время в «Каталоге древнерусской живописи» В. И. Антоновой и Н. Е. Мневой было предложено безальтернативное решение, согласно которому фигуру св. Феодота следует связывать непосредственно с царем Борисом. Авторитет этого замечательного труда был настолько высок, что в дальнейшем версия «Каталога» не только никем не оспаривалась, но многократно тиражировалась, неуклонно трансформируясь из исследовательской гипотезы в непреложный факт, хотя никаких дополнительных аргументов в ее пользу с тех пор предложено не было.

Между тем гипотеза В. И. Антоновой и Н. Е. Мневой была сформулирована в ту эпоху, когда сведения о христианской многоименности на Руси носили довольно хаотичный и фрагментарный характер, еще не сделавшись, вопреки пожеланию Н. Н. Харузина, предметом самостоятельного системного описания. В комментарии «Каталога» относительно фигуры св. Феодота на годуновских вкладах нет никаких объяснений и доказательств — это всего лишь краткая реплика, вместившая в себя, однако, целый ряд ошибочных суждений:

Святые, соименные Борису Годунову и его семье. Феодот Анкирский соответствует «прямому» имени Годунова, которое было Богдан (славянская форма греческого имени Феодот). Борис Годунов назывался, кроме того, и Яковом[47].

Во-первых, существование имени Богдан у Бориса Годунова решительно ничем не подтверждено: его не фиксирует ни один из многочисленных письменных источников эпохи, нет его, разумеется, и ни на одном годуновском артефакте. В «Каталоге» по этому поводу не приводится ни одной ссылки на аутентичный текст, а единственное библиографическое указание на работу Н. Н. Харузина имеет отношение исключительно к имени Яков — об имени Богдан у Годунова в статье Харузина не говорится ни слова.

Во-вторых, по отношению к имени Богдан (которого, повторимся, у царя не было) совершенно неуместна и неадекватна характеристика «прямое имя»: этим словосочетанием в традиции обозначались исключительно имена из церковного месяцеслова. Как правило, так характеризуется крестильное имя человека, а иногда (гораздо реже) — имя того святого, на память которого человек родился, но не получил его при крещении. Богдан, как мы помним, имя некалендарное и, соответственно, ни тем, ни другим быть никак не могло и никогда так не обозначалось. Напротив, в источниках оно стабильно противопоставляется христианскому имени («Богдан, прямое имя Митрофан», «Богдан, а прямое имя Иван»)[48] и маркируется как некрестильное обиходное имя[49].

В-третьих, для этой эпохи мы не знаем ни одного случая, когда кому бы то ни было подбирался святой покровитель путем перевода его славянского нецерковного имени на греческий язык. Более того, не прослеживается никакой мало-мальски выраженной тенденции наделять обладателей нехристианского имени Богдан крестильным именем Феодот. Иными словами, имени Богдан у царя Бориса в «Каталоге» Антоновой и Мневой невозможно присвоить даже статус реконструкции — тех моделей, по которым его пытаются ввести в оборот, в русской антропонимической практике попросту не наблюдается.

И наконец, в-четвертых, признание за царем Борисом имени Иаков в данном случае не просто воспроизводит ошибку Н. М. Карамзина и Н. Н. Харузина, о которой мы писали выше, но и создает совершенно немыслимую путаницу из трех мирских христианских имен (Борис / Феодот / Яков) у одного и того же лица.

Итак, построение, предложенное в «Каталоге древнерусской живописи», приходится целиком отвергнуть, а о додуманном исследователями имени Богдан у Бориса Годунова — окончательно забыть. Однако это не избавляет нас от необходимости объяснить появление фигуры св. Феодота на годуновских вкладах.

Свв. Феодоты

Это объяснение требует от нас, в сущности, дважды ответить на вопрос «кто» — кто из святых предстает на многочисленных пожертвованиях царской семьи и к то из вкладчиков находится под его непосредственным патронатом?

Пытаясь распутать эти сюжеты, мы получаем возможность хотя бы поверхностно соприкоснуться с тем весьма сложным и многообразным материальным миром, который служит воплощением личного благочестия эпохи правления Годунова. В это время, которое условно можно было бы охарактеризовать как «барокко прежде барокко», пристальная забота о том, кому именно из святых посвящается то или иное подношение, неожиданным образом сочетается с воскрешением более древнего синкретизма в их культе. Свв. Димитрии, свв. Феодоры и иные небесные тезки,