Книга Однажды в СССР - Игорь Борисович Гатин

включила ночник.

В свете этого самого ночника – довольно яркого, кстати – ей предстала картина не для слабонервных. Посреди комнаты в боевом дикарском танце скачет окровавленный голый мужик с торчащим болтом наперевес, которым он, видимо, только что убил Людмилу. Тут уж Лайма, несмотря на нордический характер, завопила так, что соседки за стенкой окончательно проснулись и решили спасаться бегством. В том, что в пятьдесят восьмой случилось что-то ужасное, никто уже не сомневался.

Лайма почему-то вспомнила эту историю сейчас. Она была очень зла тогда. Казалось, что это уже чересчур, что нельзя оставлять произошедшее без последствий. Но когда она на следующий день в обеденный перерыв рассказала о случившемся в кругу якобы подружек в своём магазине, рассчитывая на сочувствие и совет, как поступить, чтобы приструнить распоясавшихся соседок, то ответом ей был дружный громогласный хохот. Девчонки хохотали и не могли остановиться, прерываясь лишь для того, чтобы задать очередной издевательский вопрос типа танцевал ли он рок-н-ролл и какого размера при этом было его достоинство. После этого она окончательно решила, что у неё нет и не может быть подружек в Москве. Всё-таки эти русские – варвары. В культурном обществе такие ситуации немыслимы, а уж подобная реакция на них – тем более. Культурным обществом она считала латышское.

В который раз она пожалела о своём решении покорить столицу империи. Конечно, оставаться в родном городке не имело смысла, но нужно было остановиться на столице социалистической Латвии – Риге. Там было бы уютно, привычно и культурно. Нет же, решила сорвать джек-пот – выйти замуж за дипломата, а они водились только в Москве. Оказалось, что и в Москве они водятся в очень малых количествах и прячутся в каких-то потаённых местах. Во всяком случае, она за два года не встретила ни одного. Не ходили они в её магазин, хоть он и находился в самом центре столицы – на Октябрьской площади. А может, и ходили, но на лбу ведь нет клейма «атташе». Тем больше поразил её рассказ Романа, что на его факультете в МГУ тоже готовят специалистов-международников и есть даже кафедра зарубежной политэкономии, на которую он планирует перевестись. Он обмолвился об этом невзначай, за столом, но её отношение к нему после этого сильно изменилось. Сначала она восприняла его как милого мальчика, почти ребёнка. В ней даже шевельнулось какое-то покровительственное чувство вроде материнского инстинкта, хотя она была всего на два года старше. Тем больше её покоробило то, что эта потаскуха Людка использовала его как сексуальный объект. Однако после его неосторожных слов о вполне реальных планах вхождения в волшебный мир международных отношений она взглянула на него другими глазами.

Нет, она и раньше отмечала, что он весьма привлекателен, но уровень его амбиций, спокойная уверенность в своих силах, внутренняя целеустремлённость открылись вдруг, словно прятались раньше от любопытных взоров. А после той ночной сцены к этому добавилось ещё одно совершенно неожиданное чувство. Он оказался ещё и очень сексуально привлекателен. У неё не было мужчины больше полугода. И теперь, вспоминая его ладную обнажённую фигуру в мерцающем свете ночника, она испытывала совершенно неподдельное желание. Это было удивительно для неё самой. Прежде она была очень внутренне сдержанна, даже холодна, всегда долго возбуждалась. Её первый и единственный парень добивался её три года, пока она не уступила его настойчивости. После чего быстро уехала в Москву, и с тех пор они виделись урывками всё реже и реже. В своих матримониальных планах сексу она отводила далеко не первое место. И вот надо же. Теперь, засыпая, она представляла его загорелое мускулистое тело, этот внушительный орган, так напугавший её тогда, и внутри разливалась непривычная, неведомая раньше истома, постепенно сходящаяся в одной точке внизу живота и оттуда вновь толчками выплёскиваемая в промежность и дальше – в те две половинки, что так волнуют мужчин.

В общем, случилось невозможное – она влюбилась. Впервые в жизни. И если раньше она презирала и недолюбливала Людмилу, то теперь она её ненавидела.

Впрочем, внешне ничего не изменилось. Она по-прежнему оставалась высокомерно-равноудалённой со всеми. Включая и его. И если бы кто-то спросил Ромку, как, по его мнению, к нему относится Лайма, он не задумываясь сказал бы: как к стулу. А что взять со Снежной Королевы? При этом сам он относился к ней иначе. Она ему нравилась. Но не как женщина, а как красивая недоступная вещь. Было приятно смотреть на её лицо, высокий лоб, капризно изогнутые брови, холодные кристально чистые глаза. Была в ней какая-то загадка. Тайна. Представить отношения с ней, тем более представить её в постели, он просто не мог. Как можно представить отношения с Полярной звездой?

* * *

Разговор не клеился. И тут Ирка предложила:

– Девочки, а давайте выпьем. По чуть-чуть.

Это было неожиданно. Но Людмила мгновенно оживилась:

– Точно, а то я не засну после этой нервотрёпки. Никак не расслаблюсь. А у нас есть что-нибудь?

Лайме утром надо было на работу. И она сама удивилась, услышав собственный голос:

– У меня есть рижский бальзам. Ко дню рождения берегла. Но чёрт с ним, с днём рождения!

Выражение «чёрт с ним» она произнесла так правильно и в то же время с таким очаровательным акцентом, что Люся почувствовала к ней почти нежность – вот выглядит холодной, а на самом деле душевная девчонка. Хорошо, что они вместе живут.

Лайма слазила под кровать и достала из чемодана глиняную бутылку знаменитого и дефицитнейшего бальзама. О том, что сорокапятиградусный напиток надо лишь добавлять в чай или ещё куда-нибудь, девчонки не догадывались и потому дружно хлобыстнули по рюмке. В голове зашумело. – Вкуснотища, – простодушно заявила Ирка, запивая бальзам водой.

Выпили по второй. При этом Лайма негромко заметила:

– У нас, когда чокаются, нужно смотреть в глаза, – и взглянула Людмиле прямо в глаза. Та не отвела взгляд. Так они и пили, глядя друг на друга. И не было в этом взгляде ни вражды, ни неприязни. Но в это мгновение они поняли друг друга.

– Не отдам, – беззвучно сказала одна.

– Он сам решит, – отвечала другая.

Ничего не заметившая Ирка вдруг брякнула:

– Лаймочка, а ты за кого хотела бы замуж выйти?

– За дипломата. И уехать отсюда на хрен. Чтобы ни очередей, ни дефицита. В магазинах всё есть. И на улицах – одни иномарки! – получилось искренне и зло.

– Ага! И на каком языке ты в тех магазинах разговаривать будешь? – от Людмилиного расположения не осталось и следа.

– Ой, девочки, не ссорьтесь!