Книга Моя любимая жена - Эдуард Левин

время назад не вернуть. Будто наша любовь утратила свои вкусовые качества, стала пресной, словно синтетическая картошка.

Но сейчас, лежа в капсуле, находясь во власти лекарственного полудурмана, я глядел на Олю и, хоть убей, не мог увидеть разницы между ней и той девчонкой с дивана в общежитии. И я сам на какую-то долю секунды снова почувствовал себя тем застенчивым студентом, сидящем рядом с ней, полным амбиций и наивных надежд.

— Тебе надо ещё поспать, — сказала она, отставляя в сторону пустую тарелку.

Я сам не заметил, как умял всю порцию. Она была права, на меня внезапно накатила тяжелая слабость. На это недолгое бодрствование у меня ушло много сил.

— Когда я проснусь, ты же будешь здесь?

Оля расплылась в ласковой улыбке:

— Ну, конечно. Спи.

Она покрутила специальные регуляторы на боковой панели капсулы регенерации, отвечающие за дозировку снотворного, и я почувствовал, как засыпаю.

Мне приснился странный сон.

Это был один из тех снов, в котором ты с самого начала знаешь, что на самом деле ты спишь. Сперва я видел лишь сплошную темноту, но мало-помалу стал различать в ней уже привычный интерьер нашего медотсека. Мне снилось, что я лежу в капсуле, которая почему-то перестала обрабатывать меня пульверизаторами с регенерирующей жидкостью. Она не работала, как и, кажется, всё электричество в посадочном модуле. Нигде не горел свет, и было очень холодно. Стул, стоящий рядом с капсулой, сейчас пустовал, жены рядом не видно, и я отчего-то сразу понял, что не найду её ни в одном отсеке. Мне стоило больших усилий, чтобы приподняться — во сне, как и в реальности, у меня болело всё тело, ныла каждая косточка. Встав на ноги, я почувствовал сильную одышку, хотелось сделать глубокий вдох, но как бы сильно я не втягивал воздух, и ртом, и носом, мне казалось, что этого недостаточно. Кислород в помещении был сильно разреженным. Хромая, я побрел к входному проёму медотсека и сразу обратил внимание, что обстановка немного отличается от реальной. Стены стали уже, потолок ниже, само пространство будто скукожилось. И везде был выключен свет.

Выйдя в главную рубку, одновременно служившей в модуле кают-компанией, я увидел, что здесь также царила темнота, лишь тусклое мерцание звездного неба слабо пробивалось через иллюминатор в стене напротив. И всё вокруг съежилось, сжалось. Обеденный стол, который обычно был мне по пояс, сейчас едва доходил до моего колена.

— Оля! Ты здесь? — спросил я тишину, ожидаемо не услышав ответа.

Я прикоснулся к столу рукой, но ощутил кожей пальцев не привычный прохладный твердый пластик, из которого он должен быть сделан, а нечто другое. Мягкий и рыхлый материал, на ощупь будто какая-то смесь дерева и резины. Поднеся ладонь к лицу, я увидел в бледном свете из окна, что она чем-то испачкана. Чем-то оранжевым.

Я всё не мог надышаться, каждый вдох давался с трудом. Последнее, что запомнилось из сна, я задыхаясь на полусогнутых ногах подошел к иллюминатору и увидел в ночи белую землю и лес, окружавший посадочный модуль. Лес высоких оранжевых стручков. Стручки обступили меня со всех сторон, наклоняясь ко мне своими извилистыми отростками. Они опутывали мои руки, ноги, обвивали шею, туловище, всего меня. Я попытался закричать, но из передавленного горла вырвался лишь отчаянный хрип, и мое сознание в очередной раз провалилось в темноту.

*****

Когда я очнулся, всё было как обычно. Я лежал на своём месте, пульверизаторы с живительной жидкостью бесперебойно обрабатывали всё моё тело. И хоть Оля не сидела рядом с моим капсульным лежбищем, как я этого ожидал, из главной рубки до меня доносились позвякивание столовых приборов и характерное шипение работающей синти-фермы — моя жена готовила завтрак. Звуки утренней суеты подействовали на меня умиротворяюще.

На секунду Оля сунула голову во входной проём.

— А, уже проснулся, — констатировала она и исчезла обратно за стеной.

Примерно через минуту она вернулась, держа в руках поднос вкусно пахнущей еды. Жареные яйца, хрустящие тосты с сыром и большущая кружка черного чая били своими ароматами в мои ноздри, и у меня не оставалось сомнений, что и эта пища будет обладать настоящим вкусом как вчерашняя картошка. Закрепив поднос перед моим лицом в специальном разъеме на внутренней боковине капсулы, Оля уселась рядышком на свой стул и сама начала грызть ярко-зеленое яблоко.

— Кушай, кушай, — прожевав первый кусок, сказала она.

— Стоп, а ты больше не будешь кормить меня с ложечки? — наигранно удивился я в ответ.

Оля засмеялась:

— Как твоя мамочка? Нет уж, ты уже набрался достаточно сил, чтоб есть самостоятельно. Я думаю, завтра-послезавтра тебе можно начинать вставать в кровати. Ненадолго. Делать какие-то упражнения.

— Да уж, — сказал я, неуверенно беря первый кусок жареного хлеба ослабевшей рукой. — Я уже так-то вставал… Во сне, правда.

Оля приподняла бровь.

— Да, мне кошмар снился, просто жесть. Я лежал здесь же, в модуле, только он выглядел совсем по-другому, ничего не работало, и самое ужасное, ты куда-то пропала. Я был совсем один, в темноте и холоде.

Поднеся тост к самым губам, я сделал укус — да, это был вкус того самого настоящего хлеба и того самого настоящего сыра. Из моего горла само по себе вырвалось одобрительное хмыканье. Может быть, что-то случилось с моими рецепторами? Я слышал, бывает такое, что у людей меняются вкусы из-за сильных ударов головой. Надо будет поискать информацию об этом в нашей бортовой энциклопедии.

— А потом еще эти щупальца… — продолжал я рассказывать, одновременно жадно поглощая завтрак.

Оля легонько потрепала меня по голове, немного взъерошив мои редкие волосы.

— Не переживай, это всего лишь сон, — успокаивала она. — Сейчас-то я здесь, с тобой.

— Да, я знаю. Просто он был такой не как обычные сны. Более яркий что ли, — ответил я, мокнув уголок хлеба в растекающийся желток на тарелке.

Вдруг издалека, откуда-то за пределами модуля раздался уже знакомый мне звук — три ноты на низких частотах. Мелодия продлилась пару секунд и тут же оборвалась.

— Вот это! Ты слышишь? — встрепенулся я.

— О чем ты? — не поняла моя жена.

Когда я доел, она одним движением отсоединила поднос, отнесла его в кают-компанию, а вернувшись, принялась производить манипуляции с электронной панелью управления моей капсулы. Я с каким-то внутренним упоением смотрел на её лицо. Когда она на чем-то сосредоточивается, оно делается таким по-детски серьезным, это всегда меня смешило. Сейчас она старательно водила пальцами по сенсорному экрану, по привычке закусив нижнюю губу. Увидя, что я пристально её разглядываю, Оля на секунду метнула в меня