Книга Мы будем вместе - Элизабет Кейли

Однажды, когда Камилла сидела в гостиной с книгой, которую взяла для отвода глаз, Изабель вошла в комнату в сопровождении какого-то мужчины.

Она был высок и строен. Светлые волосы, разделенные на прямой пробор, высокие скулы, тонкая кожа. Большинство приятельниц Камиллы сказали бы, что он ангельски красив. Камилла, пожалуй, согласилась бы, но с небольшим уточнением: красив скорее дьявольски, чем ангельски.

— Камилла, познакомься, пожалуйста, — сказала Изабель, — это мистер Эрскин Стюарт. Мистер Стюарт — моя дочь, Камилла.

— Приятно с вами познакомиться, мисс Риттер, — произнес приятным тенором Эрскин и склонился к руке Камиллы.

— Взаимно, — ответила она, хотя вовсе не почувствовала никакой симпатии к Стюарту.

— Мистер Стюарт — компаньон твоего отца, Камилла. Брэндан пригласил его сегодня поужинать с нами.

— Очень мило, — бесцветным голосом произнесла Камилла.

В комнату вошел запыхавшийся Брэндан.

— Извините, — сказал он, — я немного задержался. Дела!

Брэндан развел руками и слегка пожал плечами. Неожиданно на глаза Камиллы навернулись слезы. Это был такой знакомый и родной жест! Отец всегда делал так, когда чувствовал себя виноватым и открыто признавал свою вину. Например, когда обещал свозить детей в зоопарк, но в последний момент требовалось его присутствие на верфи.

— Пойдемте к столу, — предложила Изабель.

Эрскин галантно подал ей руку. Брэндан подал руку дочери. Так, парами, они вошли в столовую.

— Надеюсь, ты себя сегодня достаточно хорошо чувствуешь, чтобы обедать с нами? — спросил отец Камиллу, чуть отстав от Изабель и Эрскина. Судя по тону, Брэндан явно ожидал от дочери положительного ответа.

— Это очень нужно, папа, лично тебе? — упавшим голосом спросила она. — Ты же знаешь, я не имею склонности неукоснительно соблюдать правила приличия.

— Да, милая, это очень важно для меня. Прошу тебя, постарайся хотя бы на сегодняшний вечер стать прежней милой и веселой Камиллой. Такой, какой тебя помним мы с мамой.

— Я постараюсь, папа. — Камилла смогла выдавить из себя кривую улыбку, больше похожую на усмешку.

— Вот и умница! — обрадовался Брэндан покорности дочери.

Это был первый день за почти три недели, когда Камилла согласилась ужинать с семьей, а не осталась в своей комнате.

Еще ни один ужин не был для Камиллы таким мучением! Ей пришлось следить за разговором, отвечать на вопросы, а самое страшное, у Брэндана неожиданно прорезалось остроумие, и Камилле пришлось смеяться над шутками отца. Они были хороши: в меру соленые, очень тонкие и уместные, но беда была в том, что Камилле вовсе не хотелось смеяться. Она чувствовала, что ее смех звучит фальшиво. Но, кажется, кроме матери, этого никто не заметил. Изабель то и дело бросала на Камиллу встревоженные взгляды.

Этой ночью Камилла вновь не смогла уснуть, несмотря на успокоительный сбор, который ей дала Барбара. Бессонница мучила ее вот уже несколько недель. Если ей и удавалось уснуть на несколько минут, во сне к ней приходил Джим и говорил, что он ни в чем не виноват, просто так получилось. Фантом из ее сна умолял Камиллу позвонить ему. И Камилла просыпалась оттого, что ей не хватало воздуха и легкие разрывались от беззвучного крика.

Брэндан тоже не спал этой ночью. Днем он получил конверт, где лежали чек, выписанный им Джиму, и коротенькая записка: «Я совершил ужасную ошибку. Не беспокойтесь. Я не буду звонить или писать Камилле. Но если она страдает и если вы ее любите, расскажите ей обо всем».

Одно успокаивало Брэндана: ему показалось, будто Камилла вполне благосклонно смотрит на Эрскина. Во всяком случае, впервые за много дней он услышал смех дочери. Но обсудить эту тему с Изабель Брэндан так и не решился. Он до сих пор не рассказал жене о сделке, заключенной с Джимом. Ему было мучительно стыдно за тот день. Ведь, как он ни старался, Камилла все равно страдала. Брэндан часто слышал, как дочь плачет ночью в подушку, и от этого у него разрывалось сердце. Но теперь уже поздно что-либо менять. Брэндан понимал, что, если Камилла когда-нибудь узнает, что это он разрушил ее свадьбу с Джимом, она ни за что на свете не простит отца.

Со временем Брэндан успокоился, а когда Эрскин начал заглядывать к ним и без приглашения, подолгу общаться с Камиллой наедине, решил, что все эти мучения и душевные страдания ни к чему и постарался побыстрее забыть о сделке и о самом факте существования Джима Кудиса.

Камилла хоть и не могла так легко и быстро забыть о Джиме, с удовольствием общалась с Эрскином. Сначала у нее просто не было выбора. Брэндан приглашал Эрскина и исчезал якобы по делам, а Камилле приходилось поддерживать светскую беседу. Вскоре она начала находить определенную прелесть в этих неторопливых разговорах. И тогда Эрскин стал бывать у них чаще. Один раз, когда они поспорили о новом фильме, Эрскин предложил, чтобы разрешить все противоречия, вместе сходить в кино. Камилла рассмеялась, представив, как под руку с ним входит в кинозал, но согласилась.

Потом Эрскин пригласил ее в театр на премьеру. И они долго разговаривали об игре актеров и о творчестве Шекспира, чья пьеса была поставлена. И обязательно после спектакля или кинопросмотра Эрскин приводил Камиллу в какой-нибудь милый и уютный ресторанчик. Один раз она случайно увидела счет, который оплатил Эрскин, и сразу же поняла, что с Джимом ни за что бы не пришла сюда. Такую сумму их скромный бюджет просто не выдержал бы.

Она попробовала платить за себя сама, но Эрскин возмутился, и Камилла в конце концов уступила.

На день рождения Эрскин сделал Камилле просто королевский подарок — ложа в опере, а до спектакля они целый день неспешно гуляли по Лондону. Они остановились в отеле, где Эрскин как истинный джентльмен заказал им два отдельных номера. Камилла слегка удивилась, но оценила деликатность Эрскина по достоинству.

Через три месяца со дня знакомства Камилла почувствовала, что с нетерпением ждет прихода Эрскина. Она всерьез задумывалась, не влюбилась ли в Эрскина, но тут же без всяких колебаний отвечала: «нет». Ей было просто хорошо и спокойно рядом с ним. Так, как должно быть при встрече хороших друзей.

Джим теперь реже являлся ей во сне, но каждый раз при мысли о нем сердце Камиллы замирало и лишь через несколько томительных секунд начинало биться вновь.

Нет, она не любила Эрскина, она до сих пор любила Джима. Несмотря ни на что.

Однажды вечером Эрскин предложил Камилле сбежать с удивительно скучного приема. Уже была осень, и Камилла продрогла в легком платье, не спасал даже пиджак, который Эрскин заботливо накинул ей на плечи. Они довольно долго ждали такси, и Камилла уже начала сожалеть о том, что не захотела терпеть скуку приема. Кажется, ее ждет тяжелая простуда со всеми прелестями вроде насморка и кашля.

Эрскин привез Камиллу домой и, заметив, что знобит, велел Барбаре растопить камин. Они сидели в креслах и смотрели на пламя. Камилла почувствовала, что ее клонит в сон. Но она не могла прогнать Эрскина сейчас. Чтобы не уснуть, Камилла завела светский разговор из тех, о котором забываешь сразу же по его окончании. Эрскин отвечал ей, но как-то невпопад. В конце концов, Камилла не выдержала: