Книга Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов

а здесь получается восемнадцать. Это даже больше, чем вчера говорил тесть. Отличная новость.

— И как вам это удалось? — поинтересовался я.

— Тряхнул старыми связями, — хмыкнул граф. — Те, что берут по номиналу — это векселя одного моего старого знакомого. Месье Ферье. У негособственные склады в портовых городах, есть несколько судов и все такое прочее. Для него десять миллионов не такая и большая сумма, но не хочет, чтобы его векселя ушли на рынок, в третьи руки.Ему их потом все равно выкупать придется, так что — чем раньше, тем лучше. А заодно он возьмет и все остальное. Векселедатели, как я говорил, надежные, у него с ними какие-то свои расчеты. Игнатьев уже давно бы по этим векселям деньги получил, но тянул.

— От меня что-нибудь потребуется? Передаточные надписи, еще что-то?

— Ничего, — помотал головой граф. — Как только деньги получу, отдам их вам. А по поводу покупки банка, как я вчера говорил, будем искать. Я еще пару звонков сделал, надежных людей подключил.

— С этим разберемся, — отмахнулся я, потом спросил с надеждой. — А как бы мне кофе сообразить?

— Кофе? — растерялся граф. — Кофе у нас прислуга варит, но она еще спит. Да и я сам, — зевнул тесть во весь рот, — пойду спать.

Ясно-понятно. В такую рань в этом доме кофе мне не найти, а идти на кухню, искать кофейные зерна, молоть, зажигать плиту, греметь посудой — увольте. Разбужу Наташку и огребу по полной программе. Уж лучше я где-нибудь на стороне перекушу, благо, в Париже есть кафешки, открытые двадцать четыре часа в сутки. И ключ мне от «родительского» дома выдан, чтобы не беспокоить прислугу по пустякам, да и самому чувствовать себя как дома.

В Париже никогда не бывает пусто. Всегда кто-нибудь бродит — хоть ночью, а хоть и днем. А вот по утрам народу гораздо меньше, но все равно, успел по дороге получить предложение от одной потасканной девушки, которой за ночь не повезло с клиентами и она, бедняжка, еще на что-то надеется.

Прошел по Ледрю-Роллен, спустился до Набережной Анри Четвертого, а там и кафешка нашлась. Ночная смена еще не сменилась, все сонные, поэтому, никто не удивился заказу клиента — яичнице из трех яиц с ветчиной, хлебу с маслом и большой чашке кофе.

А после завтрака, уже совершенно проснувшись, решил прогуляться по утреннему Парижу. Гулял я это себе, гулял, прошел-то всего-ничего, минут сорок, а тут уже и Латинский квартал. Решив, что раз так, то можно и в торгпредство пройти — совсем недалеко, наткнулся взглядом на скромную, но новую вывеску «Prosto Maria». Даже не сразу и сообразил, что это написано по-русски, но латиницей. Не удержавшись, подошел ближе, чтобы прочитать надпись на стеклянной двери. Так и есть. Salon d’antiquités de Mademoiselle Semenovskaya, 12.00 — 20.00. И когда же это мышка-норушка успела? И в Латинский квартал переехала, вывеску заказала. А «просто Мария», выходит, я вслух сказал, а девушка запомнила? Ай да мадмуазель Семеновская-Семенцова.

До двенадцати еще часов пять. Решив, что непременно сюда зайти в рабочее время, развернулся и услышал стук по стеклу. Повернувшись, узрел изнутри саму хозяйку салона, улыбающуюся во весь ротик и призывно машущую рукой. Я кивнул, мадмуазель Семеновская открыла дверь.

Магазин еще не выглядел антикварным салоном, так, приготовления — металлические штаги по стенам, свободные от картин, пустые витрины. А, на паре огромных гвоздей висят две гравюры — одна с Сусанной, вторая с Петром Великим, встречающимся с юным королем Франции. И пол весь затоптан, словно здесь прошлась дюжина грузчиков, а весь угол закидан рваными картонками.

— Товарищ начальник, как вы кстати, — выпалила мышка-норушка, забыв поздороваться.

— А что у вас случилось? — начальственно нахмурился я.

— Деньги у меня при себе, и большие, — сообщила девушка. — Между прочем, там и ваша доля.

— Мария Николаевна, вы уже успели ограбить банк? — неуклюже пошутил я. — А мне полагается доля, если я укрою вас в торгпредстве?

— У торгпредства нет дипломатического иммунитета, я справлялась, — хмыкнула Семенцова-младшая. — Так что при ограблении банка брать вас в долю бессмысленно.

— Это да, мы контора исключительно частная, — вздохнул я, а потом спохватился. — Так откуда деньги-то взялись? И сколько?

— Пятьдесят тысяч франков, — гордо заявила девушка. — Правда, — загрустила она, — десять тысяч придется отдать, но останется еще сорок. Ваша доля — или доля торгпредства, как вам угодно, половина, то есть, двадцать тысяч.Я вам вашу долю прямо сейчас отдам, но вы меня до гостиницы проводите, я боюсь с такими деньгами на улицу выходить. А банк по воскресеньям не работает, куда я их дену? Вы же проводите?

— Провожу-провожу, — пообещал я, усаживаясь на табурет — грубый, не соответствующий антикварному салону. — Только вы расскажите вначале, откуда деньги взялись?

— Сейчас все расскажу, — сказала Мария, запирая дверь, а потом усаживаясь на такой же табурет. — Посмотрев на меня хитрым взглядом, принялась рассказывать. — Когда я еще на той барахолке была, ко мне вдруг дядька один подошел, предложил у него картину купить. Дескать, хочет он за нее выручить пять тысяч, а все, что сверху, то мое. Разумеется, картину я покупать не стала — зачем мне кот в мешке, да и денег-то у меня лишних нет, но он согласился отдать мне ее на реализацию. Стала я покупателей искать, за такие деньги никто брать не захотел.

— А что за картина? Кто автор? — перебил я девушку.

— Автор-то так себе, но в моду входит. Поль Сезанн. Слышали о таком?

Я чуть было не присвистнул. Поль Сезанн за пять тысяч франков? Хочу! Впрочем, в эту пору Сезанн еще не стоил так дорого, как это будет потом, через десять лет, а уж про миллионы долларов, что станут платить за его картины, так и умолчу.

— Картина называется «Сент-Виктуар». Кажется, гора такая.

Вона как, еще из самой дорогой серии. Кажется, за такую картину давали не то сто миллионов, не то триста.

— Я поспрашивала, но никто больше двух тысяч франков давать не хотел. Нашелся один маршан. Маршан, это ...

— Торговец картинами, — улыбнулся я. — А еще прочими