Книга Влечение. Истории любви - Ирада Вовненко

Было настоящее чудо в том, что через странные дни, полные сомнений, острых ласк, слез и необыкновенного счастья, вдруг проступило лето, и количество учеников увеличилось – набегала вторая волна ЕГЭ. Одним вечером Анна обнаружила совершенно случайно, что стоит в центре цветущего июня, и что белые ночи, и что это ее любимое время года.

Анна шла по дрожащему от проезжающих машин Дворцовому мосту; Нева рассекала ее город на неравные части, за спиной незажженными свечами как будто покачивались в светлой вечерней дымке неспящего города ростральные колонны, и на фоне лучших в мире декораций разыгрывалась ее личная трагедия.

В тот день они впервые встретились вне дома Анны, и это произошло незапланированно – детский доктор забыл накануне свой мобильный телефон, и она в страхе смотрела, как черный слайдер вибрирует от звонков «Татьяна, мама Льва» и «Люся, мама Игоря», в конце концов Анна малодушно отключила его и собралась. Надела шелковое платье с узором из венков и светлые чулки с застежкой сбоку, красивая застежка со стразами. Еще она купила за последнее время черные тончайшие чулки со стрелкой, шоколадные с ласковыми воланами и смешные телесные – с зайчиками из плейбоя.

Она легко отыскала детскую больницу на 2-й линии Васильевского острова, раньше у нее просто был порядковый номер, теперь в ее названии значится Мария Магдалина, святая. Анна боялась себе сказать, откуда знает этот адрес.

Позвонила на отделение из пропитанного особым запахом – смесь страха, хлорки и вареной капусты – холла, где тихо беседовали на дощатых скамеечках две женщины – постарше и помладше, на их лицах, несомненно, лежала печать фамильного сходства, Анна отвела глаза и стала изучать носок собственной лиловой туфли. Олег спустился минут через пять, сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Глаза его сияли – это было заметно, Анне стало тепло, она отвела взгляд от носка лиловой туфли. Молча передала Олегу – она впервые видела его в белом – выключенный мобильник, кончики пальцев ненадолго сплелись, и так они постояли недолго.

Анна ни с кем не разговаривала, кроме, разумеется, учеников и дочери. С дочерью – по минимуму, и Светлану это устраивало. Звонила старинная подруга Зоя, настоящая жена ее бывшего мужа, Бориса, но вскоре и она устала от молчания в трубке. Зоя приглашала Анну в Финляндию, Швецию и куда-то еще, Анна не очень понимала Зою. Та жаловалась на Бориса, рассказывала про его нелепое увлечение дайвингом и гипертензию. Анна вешала трубку, Анна тут же забывала об этом.

Она не знала, встречается ли Олег вечерами со Светланой. Сплетает ли с ней пальцы. Целует ли ее губы. Слушает ли ее голос. Она не спрашивала никогда, не осмеливалась. Она говорила:

– Сегодня у меня утром две группы по полтора часа, потом сразу третья и индивидуальники, и завтра то же самое, а у тебя завтра операционный день, поэтому давай в среду, давай в среду...

Он кивал, со всем соглашаясь, и наступала среда, середина дня, он приходил, и Анна падала, падала...

Он говорил:

– Расскажи мне про своих учеников, про теорему Ферма, про тему своей диссертации. Про расположение твоего домоуправления, про то, почему ты не выучилась водить автомобиль, про то, почему ты не заводишь кошку.

Анна отвечала подробно.

Дочь отдыхала с отцом и Зоей, они все-таки поехали то ли в Норвегию по фьордам, то ли куда-то еще, потом их занесло в Карелию, и они звонили Анне, смеялись, хвастались увиденным. Она трусливо праздновала отсутствие дочери, ходила по квартире без одежды, наступая босыми ногами на колючий коврик в прихожей и впуская детского доктора, он шутливо говорил еще по ту сторону двери: угадай, кто? Или: врача вызывали?

Лето неожиданно закончилось. Дочь вернулась домой – то ли с фьордов, то ли откуда-то еще. Анна купила чудесный французский плащ цвета старого серебра с пуговицами, похожими на наструганный черенок топора. Она подарила детскому доктору «Лондон» Питера Акройда – в оригинале и русском переводе, потому что он мечтал побывать в этом городе. Они робко стали обсуждать возможность этой поездки.

И даже когда Светлана вышла однажды утром из комнаты с заплаканными глазами и сказала: «Мама, я совершенно не понимаю, что происходит с Олегом. Он просто почти сделал мне предложение же! А теперь мы не видимся, совсем не видимся. И я не знаю... Я написала ему письмо, раз не хочет разговаривать так. Я все время писала! Не ответил. Он даже не позвонил!» – Анна лживо сказала, что все к лучшему, что в ее двадцать лет впереди ожидается еще вереница олегов с предложениями руки и сердца или так. И даже не особенно презирала себя за это, даже находила себе оправдания.

Светлана с силой оттолкнула мать и выкрикнула:

– Какой бред! Мне не нужна вереница чужих людей!

Дочь закрылась в своей комнате, Анна пожала равнодушными плечами и пошла варить кофе – себе, какао – дочери, та оставалась верна своим детским вкусам.

Было воскресенье, единственный выходной день за две недели, и Анна собиралась снова лечь спать. Кофе был сварен и выпит, чашка какао остывала на столе, нетронутая, Анна отложила газету и вышла в коридор. Постояла минуту у двери в комнату дочери, постучала. Ответа не было.

– Света! – позвала она. – Я тебе шоколад сварила. Иди позавтракай!

Ответа не было. Анна прислушалась. Опустилась на корточки, приложила ухо к замочной скважине в форме скрипки. Тихо.

– Света, открой, пожалуйста, – сказала громко, ей было неприятно с собой, она подумала, что присваивает себе чужие права – беспокоиться об этой девочке в закрытой комнате.

Анна вернулась на кухню, налила в стакан минеральной воды, выпила. Вернулась в коридор. У нее не было никакого плана действий, никакого предчувствия, никакая интуиция и никакое ни сердце матери. Просто Анна вытащила из ящика для всякого инструментального мусора здоровенную железку на деревянной рукояти – долото? стамеска? – и отжала замок – да что там было отжимать – хлипкая межкомнатная дверь, латунная ручка блестела тускло и давила в левый бок.

Вошла в комнату, дочь лежала на полу, ноги врозь, на ее губах пузырилась зеленая пена.

«Скорая» приехала очень быстро, реанимобиль, разнаряженный как елка. Хмурый врач с глубокой складкой между бровей говорил отрывисто, действовал быстро, пустые облатки из-под таблеток, проглоченных Светланой, окинул мгновенно взглядом и все вздыхал, пока заправлял зонд ей в желудок.

– Откуда взяла? – спросил. – Наркоманка? Медработник?

Анна мотала головой, даже трясла, абсолютно не в лад, абсолютно не по делу, он понял и больше ничего не спрашивал. Фельдшер, полная уютная женщина, похлопала ее по руке и проговорила:

– Все будет в порядке, вы успели. Смотрите, она уже приходит в себя.

Светлана открыла глаза и посмотрела прямо на мать. В горле была резиновая полая трубка, и сказать Светлана ничего не могла. Сказала Анна: «Прости меня» – и наконец заплакала.

Оставив Светлану в отделении токсикологии, вышла в аптеку купить по списку необходимые лекарства и прочее, например зубную пасту, щетку, мыло. Тапочки. Какую-то удобную для больницы одежду. Казалось невозможным вернуться за всем этим домой, в комнату, где уже засохла на полу зеленая лужица, небольшая.