Книга Искусство спора. Как читать книги - Сергей Поварнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10. Вот почему честный спор с подобными людьми о подобных вопросах невозможен, нелеп. Когда мы хотим убедить такого человека, то делаем попытку вложить десять фунтов чаю в фунтовую банку. Зато для софиста в подобных случаях – открытое поле действия. Вместо сложной истинной мысли он подсунет ложную простую и вполне понятную мысль, по плечу собеседнику, и подкрепит ее ложным, но простым и понятным доказательством, и вы будете побеждены – если не прибегнете тоже к уловкам и софизмам.
Вот почему так труден спор о сложных государственных, общественных и т. д. и т. п. вопросах. Чем важнее вопрос, тем он обычно сложнее, требует больших знаний и большей способности к сложным размышлениям и выводам; решение его требует более сложных доказательств. Естественно, например, что юноша, только что севший на университетскую скамейку и обычно довольно невежественный или схвативший «по верхам» несколько сведений из науки, но именно поэтому уверенный, что «вся истина у него в кармане», притом обыкновенно не развивший в себе еще как следует способностей к сложному мышлению, – неподходящий противник в подобном честном споре. Еще менее подходит невежественный и темный человек. Любой софист, достаточно умелый, нахальный и умеющий «говорить горячо», может при случае победить вас при таких слушателях, если вы не пойдете сколько-нибудь по его стезе.
11. Наконец, есть еще одно неизбежное условие правильного, полезного спора: надо знать то, о чем споришь. Но собственный опыт читателя может указать ему, насколько часто оно, условие, выполняется… Особенно в юности! И это во все века и у всех народов, где только имеются пылкие спорщики. Не говорю уже о «запойных спорщиках», какие встречаются у нас… В Греции, говорят, некоторые софисты преподавали искусство спорить о том, чего не знаешь. У нас склонны к мысли, что «изучение» вообще вещь излишняя и докучная, когда можно прямо хватать быка за рога.
К чему «искусство», когда у нас есть и без этого некоторая, так сказать, врожденная виртуозность в этом деле. Напоминаю слова Достоевского.
«Если бы, например, он (русский спорщик этого типа) встретился со знаменитым химиком Либихом, хоть в вагоне железной дороги, и если бы только завязался разговор о химии и нашему господину удалось бы к разговору примазаться, то, сомнения нет, он мог бы выдержать самый полный ученый спор, зная из химии всего одно только слово: химия. Он удивил бы, конечно, Либиха, но кто знает – в глазах слушателей остался бы, может быть, победителем. Ибо в русском человеке дерзости его ученого языка нет пределов» (Дневник писателя. Нечто о вранье). (Курсив мой. – С.П.)
Интересно, что подобный спор не только удовлетворяет спорщика, но, по замечанию Достоевского, даже повышает как-то его уважение к себе. И это приводит великого изобразителя русской души и жизни в недоумение.
«Вот это-то уважение к себе и сбивает меня с толку. Что есть дураки и болтуны, – конечно, тому нечего удивляться, но господин этот очевидно был не дурак. Наверно тоже не негодяй, не мошенник; даже очень может быть, что честный человек и хороший отец. Он только ровно ничего не понимал в тех вопросах, которые взялся разрешить. Неужто ему не придет в голову через час, через день, через месяц: «Друг мой Иван Васильевич (или кто бы там ни был), вот ты спорил, а ведь ты ровно ничего не понимаешь в том, о чем трактовал. Ведь ты это лучше всех знаешь. Ты вот ссылался на естественные науки и математику, а ведь тебе лучше всех известно, что ты свою скудную математику, из твоей специальной школы, давно забыл, да и там– то нетвердо знал, а в естественных науках никогда не имел никакого понятия. Как же ты говорил? Как же ты учил? Ведь ты же понимаешь, что только врал, а между тем до сих пор гордишься собою. И не стыдно это тебе?» (Там же).
Услышав эти слова великого писателя, Иван Васильевич, вероятнее всего, стыдливо усмехнется себе в бороду, но вряд ли заречется. Болезнь трудноизлечимая.
Наши доводы в споре
Соответствие задачам спора. Изложение доводов. Иностранные слова. Нахождение доводов. «Натасканные спорщики». Отработанные доводы. Слабые доводы
1. Выбор доводов, как уже вскользь упоминалось не раз, определяется задачами, которые мы ставим спору. Желая проверить истину какой-нибудь мысли, мы выбираем в пользу ее самые сильные, с нашей точки зрения, основания. Желая убедить кого-нибудь, выбираем доводы, которые должны казаться наиболее убедительными ему. Желая победить противника, выбираем доводы, которые более всего могут поставить его в затруднение. В споре для убеждения слушателей мы приспособляем выбор доводов не столько к противнику, сколько к слушателям и т. д. Неуменье принимать в расчет задачи спора при выборе доводов – промах, безграмотность в споре. Между тем многие делают этот промах. Они, например, совершенно «не считаются» с развитием противника, его специальностью, его «психологией» и искренно удивляются и негодуют, что довод, столь очевидный и сильный для них самих, не замечен, отвергнут или даже высмеян противником. Нельзя винить за это юность. Но в людях зрелого возраста это один из признаков «узости горизонта» или же «полного незнания жизни»; склонности всюду «прикидывать свой аршинчик» и наивной уверенности, что он общеобязателен.
2. Споры для убеждения (честные споры) требуют не только выбора доводов, соответственного противнику или слушателям, но и соответственного изложения доказательства. Вот для примера небезынтересные указания, как аргументировать перед темной крестьянской аудиторией, сделанные человеком, имевшим в этом отношении большой опыт.
«Быстрая смена мыслей, тем более сложных, в речи перед такими слушателями совершенно недопустима. Люди, не привыкшие мыслить, могут проследить лишь медленную смену мыслей. Это так же, как не может быстро бегать человек, не привыкший ходить».
«Мысли надо излагать каждую в отдельности. Все второстепенное, всякие подробности, всякие оттенки надо по возможности отбрасывать, чтоб не затемнить главного. Сложная связь мыслей нетерпима».
«С внешней стороны – надо говорить не быстро, а «редко», чтобы люди могли понимать и улавливать слова. Всякая мысль должна быть по возможности низведена к своему вещественному и еще лучше житейски близкому первоисточнику. Житейские сравнения (пусть даже грубоватые) положительно необходимы. Мыслить вещественно-образно – свойство всякого малоразвитого ума…» (Кондурушкин).
Кто сознает, насколько верны эти слова, тот достаточно оценит красноречие многих «ораторов в спорах перед крестьянами».
3. Надо помнить, однако, что правило соответствия речи пониманию тех, для кого она предназначена, исполняется и вообще довольно плохо. Иногда от недомыслия. Человек, например, искренно убежден, что чем больше насажает в речь иностранных слов, тем это красивее, эффективнее, «благороднее» или больше выказывает его образование и ум.
И он иногда не ошибается в эффекте, если имеет в виду слушателей и читателей, не привыкших мыслить, наслаждающихся трезвоном слов, как лакей Гончарова.
