Книга Поющие пески - Джозефина Тэй

Лаура вернулась в комнату, и Гранту пришлось прервать свои размышления.

— Алан, у меня к тебе просьба, — сказала Лаура.

Она взяла корзинку с рукоделием и села в кресло около него.

— Я к твоим услугам.

— Пат бунтует в одном деле, и я хотела бы, чтобы ты его отговорил. Ты для него идеал, поэтому он наверняка тебя послушает.

— Речь идет о вручении цветов?

— Откуда ты знаешь? Он уже говорил тебе?

— Он вспоминал об этом сегодня утром на озере.

— Ты, надеюсь, не признал, что он прав.

— Чтобы быть против тебя? О нет. Я сказал, что это большая честь.

— Ты убедил его?

— Нет. Он считает, что это все липа.

— Это правда. Неофициально дом культуры работает уже несколько недель. Но люди вложили в это мероприятие столько труда и денег, что следует устроить торжественное открытие.

— Но разве эти цветы должен вручать именно Пат?

— Да, иначе это сделает Вилли Мак-Фаунав.

— Лаура, я возмущен.

— Если бы ты увидел Вилли, то не возмущался бы. Щенок, выглядит как жаба. Кроме того, у него постоянно спадают носки. В принципе это роль для девочки, но во всей окрестности нет девочки подходящего возраста. Поэтому приходится выбирать Пата или Вилли. Кроме того, лучше, если это сделает кто-то из Клюна. И не спрашивай почему, и не говори, что ты возмущен. Постарайся только как-нибудь убедить Пата.

— Я попробую, — ответил с улыбкой Грант. — А что это за виконтесса, о которой говорил Пат?

— Леди Кенталлен.

— Та, старшая?

— Вдова, ты хочешь сказать. До сих пор существует только одна леди Кенталлен. Ее сын еще слишком молод, чтобы иметь жену.

— Откуда ты ее выкопала?

— Мы вместе ходили в школу Святой Людвики.

— Ага, шантаж, тирания.

— Никакой тирании, — ответила Лаура. — Она охотно взялась за эту черную работу. Она очень мила.

— Лучший способ убедить Пата, это каким-нибудь образом сделать ее привлекательной в его глазах.

— Она чертовски привлекательна.

— Я не это имею в виду. Надо, чтобы она чем-нибудь ему понравилась.

— Она замечательная рыбачка, — сказала Лаура с сомнением в голосе. — Но я не знаю, сочтет ли Пат это большой привлекательностью. В его понимании кто-то, кто не умеет пользоваться удочкой, просто ненормальный.

— Я думаю, что трудно было бы приписать ей какие-нибудь революционные склонности?

— Революционные? — рассмеялась Лаура. — Это мысль! Революционерка! У нее всегда были слегка левые склонности, она говорила, что это назло Майлсу и Джорджиане, это ее родители. Она никогда не относилась к политике серьезно, была слишком красива, чтобы заниматься этим. Это хорошо, постараемся сделать из нее революционерку!

К каким штучкам прибегают женщины! — подумал Грант, глядя, как снует игла в руке Лауры, штопающей носок, и вернулся к собственной проблеме, о которой не переставал думать даже потом, когда уже оказался в постели. Прежде чем уснуть, он решил, что утром напишет Брику. Это будет письмо, вроде бы информирующее о прибытии в эти оздоровительные места и выражающее надежду, что пребывание в этой местности вернет ему равновесие раньше, чем предвидел врач, а при случае передаст известие о газете, если бы этим кто-то заинтересовался.

Он проспал всю ночь глубоким, непробудным сном после дня, проведенного на свежем воздухе, а также благодаря спокойной совести и проснулся в необычайной тишине. Тишина была не только за окном, весь дом был погружен в сон. В эту минуту Грант вспомнил, что сегодня воскресенье. А значит, никто не заберет сегодня почту из Клюна. Чтобы отправить письмо, ему придется проделать долгий путь в Скоон.

За завтраком он спросил Томми, можно ли взять машину для поездки в Скоон с важным письмом, и тогда Лаура предложила отвезти его. Поэтому сразу после завтрака Грант вернулся в свою комнату, чтобы написать письмо, и в результате оказался очень доволен своим произведением. Дело «Би-семь» он ввел в содержание письма так изящно, как в художественной мастерской вставляют невидимую латку, подобранную по рисунку ткани. Он написал, что не мог так сразу освободиться от профессиональных дел, потому что уже в самом начале наткнулся в поезде на покойника, которого разозленный проводник грубо дергал, думая, что имеет дело с пьяным. К счастью, это не было его, Гранта, дело. Его роль в этом инциденте ограничилась только тем, что он машинально забрал газету с места происшествия. Заметил это только во время завтрака и даже признал бы ее за свою собственную газету, если бы не то, что на полях были какие-то поспешно записанные стихи. Текст был на английском языке, и почерк английского типа, поэтому не исключено, что автором был не погибший. Как оказалось, расследование должно проходить в Лондоне. Если Брик признает, что дело имеет какое-нибудь значение, то он, Грант, может прислать это вещественное доказательство.

Когда он спустился вниз, воскресная атмосфера была нарушена. В доме разыгралась война. Пат узнал, что кто-то едет в Скоон, который в его глазах даже в воскресенье был прекрасным местом, и он хотел ехать тоже, а мать велела ему, как обычно в воскресенье, идти в воскресную школу.

— Вместо того чтобы роптать, надо радоваться, что мы тебя подвезем, — говорила она.

Грант признал, что «роптать» — это очень слабое определение для того страстного чувства протеста, которое распаляло мальчика, как факел. Он весь клокотал.

— Если бы мы не ехали в Скоон, то тебе пришлось бы как обычно идти в церковь пешком, — напоминала ему Лаура.

— Меня вовсе не нужно подвозить. Нам с Дуггом даже лучше разговаривать на ходу. — Дугги был сыном пастуха. — Я говорю о том, что вынужден терять время в церковной школе, когда мог бы поехать в Скоон. Это несправедливо.

— Пат, ты не должен называть уроки религии потерей времени.

— Я вообще ничего не буду, если так дальше пойдет. Зачахну насмерть.

— По какой это причине?

— От недостатка свежего воздуха.

Лаура разразилась смехом.

— Знаешь, Пат, ты великолепен! — Но не следовало смеяться над Патом. Он относился к своим делам с потрясающей серьезностью.

— Хорошо, смейся, — сказал он с горечью. — Будешь потом каждое воскресенье ходить в церковь, чтобы положить венок на мою могилу. Не будешь ездить в Скоон.

— Мне и в голову не придет подобная экстравагантность. Несколько маргариток время от времени, если буду там проходить, — это все, на что ты можешь рассчитывать. Иди, надень шарфик.

— Шарфик! В марте!

— Холодно. Надень шарфик. Чтобы ты не захирел.

— Очень тебя беспокоит, чтобы я не захирел! Гранты всегда были скрягами. «Несколько маргариток». Нищие скряги. Счастье, что я Ранкин, и очень рад, что не должен носить этот противный красный тартан.[2]