Книга Елизавета. Золотой век Англии - Джон Гай

Елизавете было немногим больше двадцати, когда она поняла, что свое участие в политических делах, последствия которых потенциально взрывоопасны, следует скрывать. Именно в этот период жизни будущая королева оказалась в центре сразу двух заговоров против ее венценосной сестры-католички Марии Тюдор, самым крупным из которых было, конечно, восстание сэра Томаса Уайетта 1554 года. На следующий день после того, как зачинщика обвинили в государственной измене, к Елизавете явилась целая делегация советников Марии с намерением арестовать девушку и предъявить ей обвинение в соучастии в мятеже[66]. Сановники поинтересовались, почему вдруг она засобиралась из Хартфордшира в принадлежавший ей замок Доннингтон в Беркшире, хранитель которого был одним из ближайших друзей Уайетта. Однако доказать, что Елизавета лично отдавала приказ о переезде или поддержала восстание, не удалось: общение между ней и Уайеттом велось через третьих лиц. Елизавете удалось переложить вину на подчиненных, среди которых был сэр Джон Харрингтон, отец ее крестника, которого также звали Джон: якобы они проявили неуместную ретивость от ее лица. Мария Тюдор тут же приказала заключить Харрингтона в Тауэр[67].

Урок этот Елизавета усвоила хорошо. До конца жизни любимыми ее латинскими цитатами оставались Video et Taceo («вижу и храню молчание») и Semper Eadem («всегда одна и та же»). Последнюю она избрала своим девизом[68]. Искусство быть королевой для Елизаветы означало не то же самое, что искусство управлять государством. Ей предстояло научиться делать тонкие, едва заметные шаги, чтобы упрочить власть и уменьшить свою уязвимость.

Какой бы яркой ни была кампания по уничтожению Непобедимой армады, военные годы правления Елизаветы — это годы забытые. Обычно биографы либо обходят их вниманием, либо поверхностно пересказывают, объясняя ключевые решения королевы не с помощью архивных данных, а цитатами из «Анналов» Кэмдена. Это тот период, когда стареющая дева, занятая борьбой со временем и смертью, стремится защитить самые заветные свои идеалы. Об этом времени написано относительно мало, особенно в сравнении с мирными годами, когда в центре внимания находились религиозное примирение, династическая дуэль с Марией Стюарт и пикировки с советниками по поводу замужества[69].

Явным водоразделом между мирным и военным временем оказался 1584 год, когда в героической борьбе против католика Филиппа II Испанского был убит предводитель голландских кальвинистов Вильгельм Оранский. Отсюда берет свое начало противостояние, охватившее Атлантику и всю Европу и грозившее завершиться тяжелейшим поражением и лично Елизаветы, и всей Англии. Королева оказалась втянутой в идеологический военный конфликт с глобальной сверхдержавой, империей, которая обладала огромными ресурсами и простиралась на весь мир. До конца жизни она больше не застанет ни единого мирного дня: война продлится дольше, чем Первая и Вторая мировые войны вместе взятые. 1584-й — это еще и год, когда окружение Елизаветы наконец нехотя признает, что рожать ей уже поздно; нехотя, поскольку это означает принять и тот факт, что естественным путем наследник у нее уже не появится.

В мирные годы нетвердая опора под ногами королевы лишь сильнее расшатывалась неустанными усилиями парламентариев и советников, пытавшихся уговорить ее выйти замуж. Напротив, потеря способности к деторождению развязала Елизавете руки, поскольку никто более не оспаривал ее единоличное право сочетать мужскую и женскую монархическую роли: выдавать государыню замуж, если она более не может произвести на свет ребенка, стало бессмысленно. И хотя данное обстоятельство являло собой неприятное напоминание об уходящем времени, возможности Елизаветы расширились. Перед лицом жесточайшего — со времен разрыва с римской церковью — национального кризиса Елизавета решила, что отныне будет не только царствовать, но и править. В столь непростой период ей надлежит отстаивать свои властные полномочия как никогда твердо и последовательно. Таково ее призвание, ее священный долг: меньшего, верила она, Бог от нее не ждет.

Елизавете не всегда сопутствовал успех: с неизбежностью должны были возникнуть непримиримые споры между монаршей особой, ее тайными советниками и армейскими и флотскими военачальниками по поводу долгосрочной стратегии, краткосрочной тактики и растущих издержек затянувшейся войны. Пресловутые отношения королевы с двумя последними фаворитами — харизматичным и бесстрашным, но непостоянным Робертом Деверё, графом Эссексом, и безрассудным сэром Уолтером Рэли — не понять вне контекста их противостояния в вопросах военно-морской стратегии. Однако теперь сама Елизавета проявляла в делах гораздо больше инициативы, а советникам стало куда сложнее возражать ей. В то же время ей пришлось смиряться с собственной смертностью: ее приятную внешность, ее волосы время не щадило. Неудивительно, что она пыталась подавать себя вечно юной девой, над которой время не властно.

Чтобы создалось впечатление, будто она еще не достигла менопаузы, Елизавета сперва позволила придворным придумать ей образ «королевы-девственницы», а после всячески культивировала его. Вопреки укоренившимся воззрениям викторианцев, основанным на неправильно прочитанном отрывке из «Анналов» Кэмдена, она не всегда поддерживала такое представление о себе. Эта идея промелькнула лишь однажды — летом 1578 года[70]. В соответствии с обычаем ее отца раз в год — с мая по середину сентября — Елизавета в сопровождении некоторых слуг и придворных отправлялась отдохнуть в путешествие по сельскому югу Англии. В ходе долгой поездки по Восточной Англии королева остановилась в Норидже, где вечером по просьбе представителей города были устроены театрализованные представления, инсценировку для которых написал солдатский поэт Томас Чёрчьярд. Темой одного из представлений была вечная жизнь королевы, достигнутая непорочностью. Если Елизавета никого не возьмет в мужья, то может стяжать лавры «девственной королевы» и, сопротивляясь зову плоти, предупредить свое увядание[71].