Книга Игра в куклы - Магнус Йонссон

Линн совершенно не обратила внимания на тот интерес, который вызвало ее появление. Если бы она заметила эти взгляды, то, скорее всего, они бы ей не понравились и она бы их просто проигнорировала. Тот факт, что она пролетела мимо на своей доске, не означал ни того, что она жаждала внимания, ни того, что она хотела притвориться артисткой цирка. Дело в том, что ее лонгборд был попросту тем единственным транспортом, который давал ей абсолютную свободу. На нем можно было съезжать вниз, подниматься наверх, брать с собой в автобус, переносить через горы, проезжать по самым узким тропкам или привязывать к рюкзаку.

На итальянцев она вообще не смотрела. В тот момент она пыталась увернуться от автобуса № 66, который быстро приближался сзади, и одновременно не вылететь на встречную полосу. Сильно оттолкнулась, чтобы успеть свернуть на сниженный бордюр тротуара и не оказаться зажатой между ним, автобусом и встречной машиной такси. Скорость быстро снизилась из-за подъема в гору Шиннарвиксберьет. Она взяла доску под мышку и пошла наверх. За забором детского садика «Сливовый лужок», расположенного в одном из многих колоритных домиков, сохранившихся на Седере[9], она увидела сливовые деревья. В полном цвету. Дети кружились под ними, играя в зиму, и кричали от восторга, охотясь за облетающими лепестками, как за снежинками. Двое ее племянников, дети сводной сестры, ходили в этот же детсад не так уж и давно, и она не раз приходила сюда их забирать.

Линн продолжала подниматься в гору, миновала детский сад, и ей пришло в голову, что она потеряла то детское ощущение беспричинной радости, которое когда-то у нее было. Ей только что исполнилось двадцать девять, но казалось, что она еще совсем недавно бегала по двору с Мелиндой и Фредриком, друзьями детства, и играла в прятки. С каждой неделей на нее наползала серая туча серьезности, отгонявшая радость, игривость и любовь. И хотя она считала себя оптимисткой, ее не покидало ощущение, что и в ее окружении, и в большом мире в целом было много такого, что отнимало у нее радость жизни. Передвижение по городу на лонгборде стало для нее отличной терапией. Сосредоточивать внимание на езде по стокгольмским улицам было хорошей тренировкой для психики.

Поднявшись до конца переулка Иттерста Твэргрэнд, она стала смотреть на тех, кто занимался даунхиллом[10]. Спуск тут крутой, асфальт идеально гладкий, так что участники этих экстремальных гонок почти касались земли руками в перчатках, чтобы сделать крутой поворот. Скорость была такой сумасшедшей, что казалась просто нереальной. С этим наверняка соглашались бабульки из дома престарелых. Они смотрели сквозь окна и становились зрительницами, пусть и недобровольными. Разница между Линн и дэхашниками состояла в том, что она стремилась к своего рода медитации, сюру в ощущении полета, а не гонялась за адреналиновым всплеском от высоких скоростей и риска.

Она остановилась у крутой отвесной скалы, которая вела к радиомачте на самом верху горы Шиннарвиксберьет. Поискала глазами и быстро нашла камни, по которым, как по лестнице, можно было забраться на самый верх. Вот это и есть гармония, подумала она, когда вскарабкалась наверх и под ее ногами оказался вид на Стокгольм. Твое настроение не играет никакой роли! Даже если тебе тоскливо – когда город открывает свои объятья, невозможно не почувствовать умиротворения. Гора Шиннарвиксберьет была одним из тех мест, куда она возвращалась охотнее всего. Идеальная точка для размышлений о жизни и своем пути в жизни. Отсюда открывался потрясающий вид на Ратушу с тремя коронами, которая казалась плывущей на водах озера Мэларен, церковь Риддархольмсчюркан и попыхивающие дымком из труб пароходики у пристани Тегельбаккен. Сегодня погода как раз располагала к философствованию.

Линн положила голову на рюкзак, почувствовала солнечные лучи, согревавшие лицо, но тут, как назло, раздался звук полученной эсэмэски. Она полежала не шевелясь еще несколько секунд, но сдалась. Любопытство победило. Ну, конечно. Эсэмэска была такой, что она сразу пожалела о своей поспешности. Могла бы и вообще не открывать. Хотя бы еще некоторое время. Сообщение пришло от ее руководителя в КТИ[11], профессора Кеннета Сванстрема. Профессор застенчиво вопрошал, видела ли она новые списки, повешенные на кафедре математического анализа и информатики. Он исходил из того, что она этих списков не видела, а потому хотел ей робко напомнить, просто на всякий случай, что она сегодня должна читать лекцию для жаждущих знаний первокурсников. В тот же вечер.

Линн безмерно уважала своего научного руководителя и с огромным удовольствием работала на кафедре в качестве ученого-исследователя. Она была сама себе начальником, сама планировала свою работу и распоряжалась своим временем. Ni dios, ni amo[12]. Профессия, будто специально скроенная и сшитая для анархистки. А вот регулярно читать лекции – это было не самым любимым занятием. Но она была обязана преподавать, чтобы оправдать ту скромную зарплату, которую ей платили.

Впрочем, бывало, что она совсем забывала записывать их в свой календарь. Она не любила читать лекции огромным группам студентов с запавшими глазами, которые без особого энтузиазма кое-что записывали, хотя вполне могли бы почерпнуть эти знания из книг. Но лекции читать было надо, чтобы дать студентам хотя бы иллюзию интерактивности. Это, в свою очередь, демонстрировало бы эффективность работы кафедры и охват студентов. Что опять-таки было необходимым условием для выделения кафедре ресурсов.

Пришлось встать и натянуть на себя обувь марки Antihero. На самом деле она абсолютно не интересовалась модой, но ей пришлось согласиться со своим бойфрендом Габриелем, когда он сказал, что не может быть никаких компромиссов, когда речь идет об обуви. А особенно о подметках, раз уж она всерьез решила кататься на скейтборде. Кроме того, название «Антигерой» совпадало с ее жизненной позицией. Разумеется, это означало, что она поддалась на рекламу и позволила манипулировать своим выбором, подчинившись тем умникам, которые втюхали ей мнимое противостояние мейнстриму. Это она тоже понимала. Но у нее не было сил подвергать сомнению все без разбора, а башмаки были нужны.

Свидание со Стокгольмом – вид сверху – было, таким образом, прервано. По пути вниз по улице Гамла Лундагатан она проезжала мимо так называемых «богемных» кварталов, которые в XIX веке были жилищами простых рабочих, а теперь превратились в эксклюзивные квартиры, которые было не купить ни за какие деньги. Квартиры принадлежали «культурной элите». Яркий контраст с той реальностью, которая существовала в этом районе всего лет семьдесят назад: тесные квартиры без водопровода, без туалетов и без отопления. В них жили многодетные семьи бедных рабочих табачной промышленности, постоянно кашлявшие из-за туберкулеза. Может, пусть лучше здесь – с лучшим видом на Стокгольм – живут художники, чем какие-нибудь биржевые дельцы. Те бы наверняка перегородили здесь все заборами под током, чтобы спрятать от посторонних глаз свои шикарные приемы с шампанским, подумала она.