Книга Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где вы это подобрали? — раздраженно спросил Кернига.
Дебора показала.
— Здорово! — фыркнул Кин. — Значит, место преступления нарушено!
— Что это? — спросил Кернига, отмахиваясь от возмущения коллеги.
— Прошу прощения? — переспросила Дебора.
— Черепок... Что это такое?
— Фрагмент вазы или горшка, — сказала Дебора, отворачиваясь от Кина. — На вид старый, но не исключена подделка. Возможно, греческий. Микенский.
— Греческий? — произнес Кернига. Он... поражен? Заинтригован?
— А где остальное? — спросил Кин.
— Вон там.
Она указала в угол комнаты, где валялись остальные фрагменты.
— Это представляет какую-то ценность? — спросил Кернига.
— В зависимости от подлинности, — ответила Дебора. — В смысле — насколько они старые. Если это подделка, то не стоит ничего. Если подлинник... совсем другая история.
— Хотя бы все это и пришлось склеивать? — спросил Кернига.
— Склеивать надо все. Если реставрация проведена должным образом, вещь по-прежнему будет ценной.
— И сколько? — вмешался Кин. Изящно, как танцор в подкованных сапогах.
— Я правда не знаю.
— Навскидку.
— Надо бы посмотреть в собранном виде. Все зависит от формы и размера...
— Я сказал «навскидку». Здесь вам что, долбаное шоу «Антиквариат»?
— Тысячи. — Дебора пожала плечами. — Десятки тысяч. Возможно, и больше.
— Вот за это? — На лице Кипа внезапно отразилась смесь недоумения и потрясения.
— Ну, может быть, за целый сосуд, — отозвалась Дебора. — Если он подлинный, микенский.
— Микенский?
— Из Микен, города в Древней Греции эпохи бронзы.
— А как это давно — эпоха бронзы? — спросил Кернига.
— От трех тысяч до тысяча двухсотого года до нашей эры, — ответила Дебора. — Примерно.
Секунду два детектива таращились на черепок в руке Кина почти благоговейно, и Дебора (куратор — всегда куратор) невольно улыбнулась.
— Так... вся эта дребедень... — Кернига обвел рукой витрины, — это все бронзовый век? Все... м-м... ми?..
— Микенское. С виду похоже, хотя...
— Хотя? — вскинулся Кин, словно считал, что она из профессионального педантизма вдается в тонкости вместо того, чтобы говорить по делу.
— Я не понимаю, как это могут быть подлинники, — сказала Дебора. — О них бы знали. Их бы видели раньше. Нельзя просто наткнуться на подобную коллекцию.
— Но если это подлинники, — настаивал Кернига, — сколько все они могут стоить?
— Миллионы. Миллиарды, — ответила Дебора. — Боюсь даже пытаться оценивать такую коллекцию.
Воцарилось молчание. Два детектива, отвернувшись от нее, рассматривали золотые, бронзовые и керамические изделия, тускло поблескивающие в мягком свете. Миг благоговения, как бывает, когда сидишь совсем один в храме между службами. Так сама Дебора сидела много лет назад, после смерти отца, — миг, запечатленный памятью и горем.
Неужели все это просто из-за денег? Неужели Ричард погиб из-за этого?
— А как насчет этого слова? — Вопрос Керниги резко вернул ее к настоящему. В руке у полицейского был блокнот с тумбочки Ричарда — теперь завернутый в полиэтиленовый пакет. — Атрей. Это что-то значит для вас? Что-то личное? Или служебное, связанное с мистером Диксоном?
Дебора покачала головой:
— Только легенды.
Без четверти шесть утра ее отправили домой, предупредив, что поговорят с ней снова, когда она немного выспится. Дебора дала номер домашнего телефона и сказала, что во второй половине дня будет в музее. И во второй раз за эту ночь вышла на стоянку к машине.
Ричард. Господи, она просто не представляла, что будет делать, когда реальность его смерти протиснется в разум. Пока что в сердце была только неожиданная пустота, словно какую-то часть души отняли, оторвали так быстро, что она не успела ничего толком почувствовать. Потом будет все: жгучая боль, рубцы, но прямо сейчас была только дыра, пустота, хотя со временем ее и затопят чувства. А дальше?
Как она справится? Будет и дальше заниматься музеем, словно все нормально? Сейчас Деборе ни за что не хотелось бы дойти до момента, когда она сможет думать о работе, не думая о человеке, который ей эту работу дал. Чтобы справиться с горем, надо забыть, а это казалось изменой. Непростительной.
Было еще темно, когда Дебора подъехала к кооперативным домам на улице Джунипер. Припарковалась возле старого белого кизила и подошла к парадной двери, почти не обращая внимания на стрекот сверчков и влажную духоту. До квартиры надо было пройти по узкому коридору с коваными железными воротами и вьющейся глицинией вместо крыши. Еще в коридоре сознание отметило разлитый в воздухе аромат, но Дебора уже стояла на тускло освещенной площадке перед дверью в квартиру, приставив ключ к замочной скважине, прежде чем успела задуматься. Это не цветы. Запах пикантный, какой-то экзотический ликер или одеколон, но есть и что-то еще: сладкий привкус трубочного табака, вдруг напомнивший ей об отце.
Стоп.
Дебора замерла. Принюхалась — осторожно, словно сам запах мог быть ядовитым, — и снова уловила тот же аромат, только резче и отчетливее. Дебора не курила и могла посчитать на пальцах одной руки, сколько раз за последние шесть месяцев пользовалась духами. Косметикой чаше, хотя не слишком. Перед сегодняшним приемом она собиралась воспользоваться и тем, и другим, но, замотавшись — надо было успокаивать Ричарда, укрощать Тони, подгонять организаторов банкета, — так и не смогла попасть домой и в конце концов обошлась и без того, и без другого.
В узкий, увитый глицинией коридор выходила еще одна квартира. Принадлежала она миссис Рейнолдс, вдове, которая, насколько знала Дебора, никогда не уходила и не входила в дом в темноте и, похоже, требовала от гостей придерживаться такого же расписания.
Она медленно и аккуратно вставила ключ в замочную скважину. Густой воздух Атланты казался плотнее, чем всегда, и стрекот сверчков назойливо звенел в темном коридоре. Дебора медленно, тихо повернула ключ, готовая к знакомому звяканью и внезапной обманчивой невесомости двери. Дверь открылась в темноту гостиной.
Подожди.
Она не вошла. Просто замерла на месте, принюхиваясь.
Уловила запах вчерашних макарон, которые оставила киснуть на плите, с чесноком и базиликом. Что еще? Знакомая тепличная сладость комнаты, полной растений, закрытых от уличного воздуха на весь жаркий летний день. И? Привкус одеколона или лосьона после бритья и застарелого табачного дыма.
Беги.
Не потрудившись закрыть дверь, Дебора резко повернулась и бросилась обратно к зеленой «тойоте». Издали нажала на брелоке ключами. Габаритные огни машины мигнули, щелкнули замки. Она побежала.