Книга Стакан молока, пожалуйста - Хербьерг Вассму

Она сказала себе, что так и должно быть. Знакомство с миром имеет и приятные и неприятные стороны. Например, затылок незнакомца. На этой неделе он точно ни разу не мыл голову. Может быть, и на прошлой тоже. Сначала она ждала, когда он представится потом поняла, что этого не будет. Мать всегда говорила, что важно с первой минуты внушить уважение к себе, показать свою воспитанность. Очевидно этого человека не научили, что нужно представиться и назвать свое имя, если едешь в машине с незнакомой женщиной.

— Извините, меня зовут Дорте. А вас? — спросила она сквозь шум мотора. Он быстро повернулся к ней и усмехнулся, но ничего не сказал. Может, он туповат, подумала Дорте и больше к нему не обращалась.

— Его зовут Макар, — через некоторое время сказал Людвикас. — Он поедет с нами. Организовывать, устраивать.

— Что организовывать и устраивать?

— Такое путешествие не простая затея.

— Да, конечно, — согласилась Дорте, надеясь, что не произвела на них впечатление наивной дурочки.

Уже потом, после того как они останавливались у бензоколонки и Людвикас купил им какую–то еду в бумажных пакетах и безуспешно попытался открыть заднее окно, зазвонил его телефон. Он вытащил его, одновременно так резко повернув руль, что Дорте упала на сиденье, едва не задохнувшись.

— Черт! Ладно, о'кей! Прекрасно! Мне все равно! — сказал Людвикас, выслушав сообщение, и, не попрощавшись, сунул телефон между сиденьями.

— Надя не может найти паспорт. Приедет, когда получит новый. Все у нее не как у людей, — спокойно сказал Людвикас. Как будто знал об этом заранее.

Черная тревога охватила Дорте. Она и представить себе не могла, что Нади с ними не будет.

— Она всегда раскидывает свои вещи! Надеюсь, ты не такая?

— Не знаю…

Затылок Макара превратился в комок жирных волос, которые кто–то вытащил из канализационной трубы и прилепил к его затылку, чтобы мешать Дорте смотреть вперед. Вонь в машине сделалась невыносимой.

— Я не могу ехать без Нади, — жалобным голосом сказала Дорте.

— Еще как можешь, — возразил Людвикас.

— Еще как можешь, черт бы тебя побрал! — словно усиленное эхо, раздался голос Макара. Он первый раз обратился к ней.

— Нет! — твердо сказала Дорте. — Я хочу вернуться домой!

— И как ты собираешься возвращаться, позволь узнать? Или ты думаешь, что мы потратим целый день на то, чтобы ты вернулась домой к мамочке? — спросил Людвикас незнакомым ей тоном. Он вообще стал не похож на себя. В баре он был совершенно другой.

— Я могу поехать на поезде или на автобусе, — сказала Дорте, тут же вспомнив, что у нее в кошельке всего несколько мелких монет. Ведь ее предупредили, что деньги ей не нужны. Все расходы брал на себя Людвикас.

— Успокойся! Надя приедет через несколько дней. Поспи там сзади, и тебе все сразу предстанет в ином свете. Скоро ты познакомишься с другими девушками. Может быть, уже завтра.

— С какими девушками?

— Это наши знакомые.

Не эти слова усилили тревогу Дорте, а то, как мужчины переглянулись, пока Людвикас говорил с ней. Она увидела в зеркале лишь их быстрые взгляды, но они врезались ей в мозг. Мужчины вели себя так, словно она здесь не присутствовала или — что еще хуже — словно им было наплевать на нее. Словно она была пустым местом. Дорте покрылась испариной. В машине сделалось невыносимо жарко, но она стиснула зубы, чтобы они не стучали. Ландшафт летел мимо, вызывая неутихающее удушье, и оно только усиливалось от одного вида голов сидящих впереди мужчин. Лицо Людвикаса, которое она иногда видела в профиль на фоне синего неба, казалось вырезанным из черного картона. У Макара сзади на шее была татуировка. Якорь, сердце и бессмысленные завитушки, что должно было означать символ веры, надежды и любви. Его шевелюра заслоняла горизонт, как сероватая опухоль.

Ты просто не привыкла уезжать из дома, пыталась внушить себе Дорте. Эта разумная мысль мало ей помогла. Через несколько километров Людвикас повернул голову и обнажил в улыбке белые зубы. Дорте была не в силах ответить ему улыбкой. Он помрачнел и больше к ней не оборачивался. Так они и ехали.

Остановились они на перекрестке в маленьком городке с бензоколонкой. Дорте поинтересовалась, не Вильнюс ли это, и оба ее спутника захохотали. Словно она была смешным зверьком в клетке, выставленным на обозрение. Она решила не давать им повода для смеха больше, чем необходимо. Когда она вышла из уборной, Макар стоял возле двери, точно ждал ее. В этом не было надобности — она и без него знала, где стоит «ауди», — и у нее появилось неприятное чувство, что за нею следят. Было уже темно. Не считая освещенных окон в домах вокруг бензоколонки и фар машин, летящих по шоссе в обе стороны под слегка освещенным небом с оранжевыми пятнами на западе, было темно. Луна походила на желтую репу, от которой отрезали больше половины.

Когда они проезжали мимо редких домиков, Дорте мечтала оказаться за одним из этих окон. Пусть она была не знакома с жителями домиков, но там, под лампами, шла спокойная и обычная жизнь. Все знали друг друга. И не собирались никуда ехать. Ни в какую Швецию. Занимались привычными делами и ничего не боялись. Читали книги. Ужинали, беседовали о прожитом дне. Как любили беседовать Вера, мать и она. Что–то они сейчас делают? Прочитали ее письмо и тревожатся за нее? Но они были не одиноки в своей тревоге.

Дорте вдруг поняла, что самое тяжелое в таком путешествии — это чувство одиночества. Однако, не испытав его, никогда ничего не узнаешь. Тут уж никуда не денешься. Постепенно ты привыкнешь и начнешь думать по–новому. Все покажется легче и лучше. Ты словно освободишься и сможешь радоваться окружающему и людям, которых встречаешь. Когда она приедет в Швецию и начнет работать, ей уже не придется целый день сидеть в душном автомобиле вместе с этими типами. Никогда! Она больше не будет иметь с ними дела. Сейчас главное добраться до места.

По обе стороны дороги темной стеной высился еловый лес. Свет фар выхватывал светлые полоски, скользил по жухлой траве и кустарнику. В одном месте он осветил остановку автобуса. В другом — плакат, предупреждающий о возможном появлении лося. Людвикас чертыхнулся, когда перед ними на дорогу выехал большой лесовоз. Обогнав его, он громко засмеялся и стукнул по рулю кулаком так, что клаксон вскрикнул от неожиданности.

Вскоре Дорте поняла, что они уже в Вильнюсе. Повсюду вдоль дороги и в домах горел свет. Машин стало больше. Они подъехали к нависшим над дорогой большим домам и остановились перед одним из них. Черные деревья бросали тень на площадку. Во многих квартирах окна были темные, в некоторых — освещены, и на застекленных балконах стояли горшки с цветами. Кое–где зияли разбитые окна. В одном месте их завесили разноцветными одеялами. А рядом соседи покрасили зеленой краской балконную решетку. Как будто хотели от всех отличаться.

Людвикас поднялся с Дорте на какой–то этаж и отпер дверь, на которой не значилась фамилия хозяина.