Книга Цифры нации - Николай Старинщиков

– Какой вы поспешный, ей-богу, – сказала она грудным голосом. – Ну, куда вы пойдете, ей-богу, под дождь… – Она повела его по коридору, воркуя: – Представьте, лежу я в постели, а этот звонит и говорит, что я ему не нужна… Мать! И вдруг не нужна… Потом до меня дошло, что это меня развели. Как лоха!

Она встретилась взглядом с Катенькой. Та стояла у входа в спальню и молча смотрела. Софья Степановна ничего не сказала ей, лишь махнула рукой приветственно и отвернулась.

– Боже, как время летит! – громко вздыхала она ближе к обеду, когда они собрались за столом. – Вроде недавно в первый класс ходили. Поневоле вспомнишь, как бабушка моя говорила: «Семьдесят скоро, а я не жила совершенно…»

– Да, да, – сказал Федор Ильич. – Полностью с вами согласен… Я тоже вроде не жил, потому что какая это жизнь… А тут и вовсе под раздачу попал…

– И ладно, – рассуждала Софья Степановна. – Если вас наказали ни за что – радуйтесь: вы ни в чем не виноваты.

Кошкин и Катенька больше молчали, отвечая либо «да», либо «нет», и то невпопад.

Софья Степановна успела приготовить щи из курятины и теперь разливала их по тарелкам. Затем, подняв палец и как бы говоря: «О тебе-то как раз я забыла!», подошла к холодильнику, открыла верхнюю дверцу и вынула оттуда бутылку ирландского виски.

– Что ж ей стоять-то здесь, одинокой, – улыбнулась она. – Иди к нам, мы составим тебе компанию, дорогая… – И к Кошкину: – Из чего это пьют? Надеюсь, не из горлышка?

– Пьют из чего? – Кошкин замялся. – А я и не в курсе…

– Можно я скажу? – Катенька улыбнулась. – Вопреки устоявшейся моде на низкие стаканы с толстым дном, настоящий виски лучше употреблять из бокалов-тюльпанов на короткой ножке. Именно в таком бокале раскрывается аромат напитка. Связано это с оптимальным поверхностным натяжением жидкости, а это способствует высвобождению летучих веществ – эфирных масел и тому подобное. Впрочем, если вы предпочитаете коктейли… – она посмотрела в тарелку со щами, – форма бокала не имеет значения… Ведь чистого аромата почувствовать не удастся…

– Надо же… – удивилась Софья Степановна, глядя на бутылку, – а я не знала до сих пор… Виски и щи, выходит, не вяжутся.

– Я вообще-то филолог, переводчик… – Катенька застенчиво улыбнулась. – Однако если взять за основу русский менталитет, – продолжила она, – то щи очень даже подходят и к водке, и к виски…

– Слава тебе господи! – обрадовался Федор Ильич.

Мать подала бутылку сыну, достала из шкафа стаканчики с толстым дном и поставила на стол.

– Извините, других не имеем, – сказала она и вновь с любопытством посмотрела на Катеньку.

Кошкин распечатал бутылку, разлил по стаканам.

– За что пьем? – Софья Степановна взяла стакан, посмотрела в глаза Федору Ильичу. – Пьем, значит, мы за знакомство… За то, чтоб мы были, есть и, надеюсь, будем… За тебя, Федор Ильич… За тебя, Катенька… За то, чтобы больше никто не вставал у нас на пути…

Она знала, о чем говорила. Господин Татьяноха и к ней как-то раз приставал – типа, от кого у нее сын появился. Она, правда, не растерялась и ляпнула наглецу, что появился, мол, сынок от того, от кого надо. Остальное – не твое собачье дело!

Гости подняли стаканы. Звякнуло стекло. Крякнул Федор Ильич. Софья Степановна, выпив, покраснела, поставила стакан и пробежала глазами по столу.

– Самое лучшее – щи, – напомнил Федор Ильич. – Честное слово. Иначе так и будет щипать в желудке…

Покончив со щами, а заодно и с бутылкой виски, они поднялись из-за стола. Федор Ильич бросился помогать Софье Степановне, убирая посуду и продолжая историю:

– Так и остались мы с дочкой одни…

Кошкин с Катенькой пришли на веранду и стали смотреть на пустынную улицу. Дождь кончился, ветер трепал деревья, кустарник, громадная река белела от бурунов. Катенька приоткрыла створку окна, и ветер ворвался к ним.

– Осторожней. Продует на сквозняке.

– Это ничего по сравнению с вечным…

Катенька откинулась от окна и вдруг заговорила на немецком языке. Это были какие-то стихи.

– Выходит, ты можешь переводить? – спросил Кошкин.

– Не стихи. Я не поэтесса. Мне бы чего попроще. Латинский текст, например… Впрочем, кому это надо теперь – меня не берут на работу даже в какой-нибудь магазин. Повсюду одни андроиды… Кстати, чуть не забыла, как получилось, что Софья Степановна стучала в дверь, но ее не было видно?

– Сам не пойму. – Владимир прикрыл створку окна. – Скорее всего, кто-то вмешался в программу… Надо срочно посмотреть…

Они ушли с веранды в кабинет. Кошкин подсел к монитору и принялся щелкать клавиатурой, бормоча про то, как трудно работать с примитивными ресурсами. Они существуют, но их вроде как нет.

– Вот, пожалуйста! – оживился он. – Как же я мог не заметить?

Переживать было о чем. Кто-то без разрешения забрался в компьютер и вывел из строя систему видео. Впрочем, его разработки остались на месте, и это радовало.

– Что-то серьезное? – спросила Катя.

– Это больше, чем проникнуть в квартиру, – ответил Кошкин. – Это как покушение на чью-то жизнь…

Он замолчал, просматривая документы. Вот письмо, пришедшее в начале июня. А вот кассовый чек о перечислении авансовых платежей… Данной суммы хватило, чтобы жить безбедно в течение лета. Заказчик о себе никак не заявил, оставаясь в анонимном статусе. Это могла быть провокация, сулившая тюремные нары на долгий срок, однако предложение было настолько заманчивым, что отказаться от него было непросто – оно не посягало на авторские права или безопасность государства…

– Как ты работаешь? – спросила Катенька.

– Как и все. На условиях удаленности… В данном случае решаю задачу с двумя неизвестными, но не могу перевести один документ. Электронный переводчик несет какую-то чушь, хотя раньше я за ним такого не замечал… Клиента интересует местонахождение двух субъектов – центрального банка и искусственного интеллекта. А также то, какую роль играет искусственный интеллект в государственной жизни.

– Но это же очевидно. Искусственный интеллект заменил человека.

– А банк?

– Мне кажется, это одно и то же…

Кошкин оторвался от монитора и пристально посмотрел Кате в глаза:

– Интересно. Как я сам не додумался…

Катя взглянула в монитор и продолжила:

– Это вопрос философский… Он затрагивает государство и право, а права человека – в первую очередь. «Пусть мертвеца не хоронят и не сжигают в городе. Пусть женщины щек не царапают и по умершим не причитают…»

– Откуда это? – удивился Кошкин.

– «Если отец трижды продаст сына, то пусть сын будет свободен – от власти отца…»

– Не помню… Это из Гамлета?