Книга Любовь заказывали? - Иосиф Гольман

– А ты-то чего так торопишься? – спросил он у Вовки.

– Мне, похоже, велик светит, – объяснил тот. – Был такой уговор с маманей. Не больше двух четверок. А тут – запись в дневнике.

Велик – это серьезно, задумался Глеб. Для него велик – неосуществимая мечта. Разве только в мыслях представить сверкающие хромированные части да сладкий запах солидола в подшипниках.

– Выручай, Глебка! – заныл дружок. – Только ты да твой Леший там ходите! По карте страшно идти, – тряханул он бумажкой.

Сердце Глеба забилось. Такой вариант решил бы все проблемы. По Большой Болотине до их двухэтажной деревянной школы, примостившейся на окраине городка (а точнее – села, к тому же маленького, получившего свой городской статус по воле каких-то бюрократических игр), не более двух километров.

По-настоящему опасных мест – три или четыре. И конечно, Вовка прав, сравнивая зиму и лето.

– Нет, – наконец сказал он. – Я бате обещал.

– А запись в дневнике ты тоже ему обещал?

– Нет, Вовка. Пошли через лес. Нельзя через болото.

– Да чего ты зассал так? – зашел Вовка с другой стороны. – Дорогу знаешь. Сейчас зима. Нас – двое. Я даже веревку взял. Смотри! – показал он моток действительно добротной веревки. – И никто не узнает, если сам не растрепешь!

Глебка задумался. Вот же паршивец! С другой стороны, с веревкой да вдвоем – не так опасно. Еще пару-тройку слег срежут туда поближе.

Пожалуй, он уже был готов решиться на этот поход, но некстати вспомнил, как ухает и чавкает бездонная трясинная жижа…

– Не-ет, – помотал он головой. – Ну его… Уж лучше пусть выпорют! Пойдем лесом, время-то идет!

– Ладно, как хочешь, – равнодушно отозвался Вовка. – Тогда я пойду один. Карта есть, веревка есть. Да ты не бойся, слава будет твоя, – хитро подмигнул Вовка. – Я скажу, что шел по твоей карте! – Он махнул бумажкой перед носом Глебки, тот попытался ее схватить, но более ловкий соперник легко увернулся.

Глеб бросился за ним, тот – от него. Глеб большой, широкая кость, в отца. Однако дружок бегал, как олененок. Вроде рядом – руку протяни, – а не догонишь.

Пять минут побегали – и вот он, подход к болотине. Щит фанерный, скособочившись, стоит. На нем – череп, как электрики рисуют, и слово – «тресина». У Глебки так и не хватило духу сказать бате, что слово «трясина» пишется через «я».

– Стой! – закричал он Вовке и остановился сам. – Стой. Дальше нельзя.

Но Вовка и не думал останавливаться, уверенный, что Глеб его не бросит. Еще несколько секунд, и его фигурка скрылась между разлапистыми елками.

– Вот дурак! – выдохнул Глебка. Теперь надо идти за ним!

А еще, пока бежал, выронил нож, с которым всегда ходил в лес. И это плохо: батя предупреждал о появившихся по-зимнему оголодавших волках.

Тяжко вздохнув, Глеб собрался с духом и пошел по Вовкиным следам. Он рассчитывал увидеть дружка за первым же поворотом тропки: такой трусохвост никогда не кинется в бой первым. Правда, здесь речь шла о велосипеде.

Глебка свернул за поворот и…

Застыть – это, пожалуй, слишком мягко сказано. Он стал куском мрамора. Или льда.

Потому что прямо на цепочке Вовкиных следов – а они уже вступили на начальный, относительно безопасный участок древней гати – сидел волк. Или волчица. В таких тонкостях даже батя мог с ходу не разобраться.

Глебка инстинктивно схватился за отсутствующий нож. Покрутил головой в поисках палки. Внезапно ожесточившись, приготовился драться руками. Просто так едой для этой сволочи он не станет.

– Ну, давай же, гад! – крикнул он зверю.

Гад спокойно смотрел на пацана желтыми, с черными центрами, глазами и не делал никаких движений.

Глебка вспомнил про Вовку.

– Вовка! – заорал он изо всех сил. – Лезь на дерево! Здесь волк!

Вовка не отвечал. Значит, уверенный, что друг следует за ним, он уже отошел на приличное расстояние.

Глеб внезапно успокоился. Волк пока не нападал, а на елку при необходимости мальчик взобрался бы мгновенно, несмотря на тяжелую зимнюю одежду и валенки. Но ему же надо идти за Вовкой!

Аж голова заболела от мыслей.

Глебка решился и сделал шаг вперед.

Зверь не отреагировал.

Еще шаг. И еще. И…

О господи! Зверь разверз пасть. Обнажились огромные, созданные для убийства, слегка загнутые внутрь клыки. И – утробный сдавленный рык, от которого мурашки по телу бегут даже у опытных охотников.

Глеб отпрыгнул назад, а волк снова принял исходную позицию.

Каждый раз, когда Глеб решался двинуться вперед, картина повторялась. Отчаявшись, он, пятясь спиной вперед, ушел в деревню.

Зверь его не преследовал.

В деревне Глебка сразу побежал к Вовкиному отцу. Но тот даже не понял, о чем ему пытались сообщить: слишком много самогонки было принято накануне.

Вовкина мать была на работе. Вообще вся деревенька из семи дворов после престольного праздника была вымершей. Только три человека и работали: родители Глебки да Вовкина мама.

Глеб, поразмыслив, понял, что нужно бежать в школу через лес, и если Вовки там нет…

А вот об этом думать совсем не хотелось.

Еще никогда он так быстро не пробегал это расстояние. Наплевав на субординацию, ворвался в класс, ища сумасшедшими глазами дружка. Не нашел. И мгновенно отрубился, потерял сознание.

В чувство его привели быстро, их старенькая медсестра дала нашатырь. Глебка в двух словах объяснил ситуацию. Уроки остановились, а все взрослые бросились к ближней стороне Болотины.

Кричали, звали Вовку. Самые смелые даже ступили на гать. Но далеко не пошли: ясно было, что она не выдержит.

Быстро собрали веревки, слеги. Одна группа двинулась от школы, другая – доставленная на мотоциклах – от их деревеньки.

Сбивчивым рассказам про волка не поверил никто. Даже следов волчьих у гати не обнаружили. Вовкины – были. Глебовы – были. А волчьих – нет.

Вовкина мама страшно кричала, подходила под Глебкины окна, называла его и батю убийцами. Глебка то плакал, то забывался страшным сном-забытьем.

Вернувшийся с поисков батя, огромный и сразу какой-то почерневший, сидел рядом, то поглаживая вихры сына, то просто держа его за руку.

Он был единственным, кто поверил сыну.

Большая Болотина оказалась непроходимой. Свежий пролом в сгнившей гати нашли быстро.

Вовку – не нашли никогда.

8

Глеб вылез из тяжкого сна как из трясины.

Вздохнул, потянулся за сигаретой.