Книга Вопреки - Настасья Карпинская

— Катюш, ты гений! Ты знала об этом? Что бы я без тебя делал? Я, когда вижу всю эту кучу барахла в магазинах, теряюсь моментально, — Ромка прижал меня к себе в дружеском жесте, приобняв за плечи, гася этим мое внутреннее недовольство и бурлящую злость. И я снова, как и несколько лет назад, растеклась доброй и безотказной лужицей у его ног.

— Ну, прожил как-то же столько лет…

После того как Калинин выбрал цепочку и заказал подвеску для своей ненаглядной, он услужливо довез меня до дома.

— Ты любишь ее, Милу свою? — произнесла я, как только машина остановилась у моего подъезда. Этот вопрос терзал меня с тех самых выходных, проведенных на Сашкиной даче. И сейчас он словно сам сорвался с языка.

— Мелкая, что за вопрос? Конечно, люблю, — с полной уверенностью в голосе и ни разу не засомневавшись, произнес Ромка, пресекая во мне даже мысли об ином положении вещей. Вроде, я не слепая и так все видела и знала, но все равно его ответ прозвучал словно пощечина: горькая, хлесткая и болезненная.

— Ну, мало ли… Знаешь, сейчас многие мужчины используют красивых, наивных девушек, получая лишь свою выгоду. И любовью в таких отношения не пахнет.

— Согласен, но это не мой случай, — он по-доброму усмехнулся.

— Просто Милка у тебя выглядит слишком доверчивой и ранимой. Но, наверное, это даже хорошо… Ты не подумай, я не лезу в ваши отношения, это так, женская солидарность, — выдавила из себя напряженную улыбку, но не сумев сдержать при этом разочарованный вздох.

— У тебя случилось что-то?

— Нет, устала просто, весь день на ногах.

— Тогда не буду задерживать, беги, отдыхай! Спасибо тебе еще раз! Если нужна будет моя помощь, обращайся.

Хотелось взвыть, что она уже нужна. Только за подобным я вот так просто обратиться не могу. Нельзя просто прийти к мужчине и заявить, что он тебе нестерпимо нужен, когда у него есть любимая девушка… почти жена.

— Пожалуйста, Ром, — улыбнувшись ему, я вышла из машины и, не успев дойти до подъезда, услышала шум отъезжающего автомобиля.

Каково это подыхать от раздирающих тебя на части чувств? Каково любить столько лет и не иметь даже намека на ответные чувства? Я знала это слишком хорошо. Я давно стала в этом профи, мастером восьмидесятого уровня.

Как только я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь, непрошеные слезы слабости покатились по моим щекам, обжигая кожу: соленые, горькие, с отчаяньем и болью. Скинув туфли, прошла в комнату и рухнула на диван, сжав в своих руках небольшую подушку, заглушая ею собственные всхлипы. Хотелось тупо выть в голос от несправедливости, ругать небеса, судьбу и проклинать эту белобрысую суку. Только толку во всем этом не было.

Позволив себе эти жалкие пятнадцать минут слабости, я, утерев влагу с лица и покурив на балконе, принялась за работу. Срочных дел не было, но, когда мозг занят хоть чем-то полезным, он перестает генерировать глупые бабские мысли, способные вогнать тебя в жесткую непродуктивную депрессию. Именно поэтому, чашка кофе, тарелка с фруктами и включенный ноутбук — мои друзья на сегодняшнюю ночь.

***

Вечером следующего дня, когда я возвращалась из квартиры родителей, полив долбанные мамины фиалки, за мной увязалась машина, медленно плетясь по изгибам жилых дворов, заставляя мой инстинкт самосохранения встать в боевую стойку. Удерживая дистанцию, оглянулась — мерседес, один из последних моделей. Слишком пафосно на мой вкус, пафосней и понтовей только спорткары, на которых по дорогам нашего города ездить почти невозможно, но, тем не менее, находятся мажористые сынки высокопоставленных родителей, которых не останавливает здравый смысл, ибо дешевых понтов и уровня желания быть на волне больше, чем соображалки. Почти возле подъезда “мерин” поравнялся со мной, и с водительской стороны медленно опустилось стекло.

— Екатерина Станиславовна, вы прелестны! — протянул Вернер и, дабы не мешать встречной машине, запарковался ближе к подъезду.

— У вас странные наклонности, Марк Генрихович, — преследование и слежка. Вы у психиатра давно были?

Марк тем временем вышел из машины, вытаскивая с заднего сиденья огромный букет красных роз.

— Не знаю, какие цветы тебе нравятся, поэтому пошел по классике, — и, проигнорировав заданный мной вопрос, всучил мне букет.

Усмехнулась, подавляя желание зарыться носом в цветы и наполнить легкие терпким ароматом:

— Лилии. Белые, — ровно и с паузой.

— Учту. Как на счет совместного ужина?

Странная тональность голоса, исходя из построения фразы; вроде вопрос, но уже с утверждением в тоне. Излишне самоуверенно, что заставило меня высокомерно вздернуть бровь:

— А если откажу?

— Приеду завтра и спрошу снова. Я настойчивый, — есть тип мужиков, в которых борзота и самоуверенность раздражает, тотально выбешивает. Вернер же ловко балансировал. Настолько ловко, что его настырность и манера общения начинали мне нравиться.

— Мне надо переодеться, — убирая заинтересованность в голосе, безэмоционально, но внимательно я наблюдала за его реакцией.

— Терпение — не моя добродетель, но ради тебя я готов и на ожидание, — произнес он с плутоватой улыбкой на губах, принимая мою уступку за свой подарок.

Самонадеянно…

Глава 9

Когда Вернер остановил машину у самого пафосного и понтового ресторана нашего города, я едва сдержала внутреннее желание стушеваться; в своем классическом черном платье от Zara я, как минимум, не совсем вписывалась в интерьер данного заведения. Но Марка такие нюансы явно не волновали. Он вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверь с моей стороны, галантно подавая руку.

— Мужчина открывает дверь машины женщине в двух случаях: если машина новая или если женщина новая.

— Ну, или если женщина настолько очаровательна, что приходится быть джентльменом, — моментально сгладил мою колкость и, приобнимая за талию, повел к распахнутой двери реста.

Внутри было шумно: излишне кто-то что-то праздновал и делал это с поражающим воображение размахом. Вернер поприветствовал какого-то мужчину, кивнул женщине, отсалютовавшей ему бокалом, и, взяв меня за руку, направился вглубь зала. Он явно чувствовал себя органично в подобной обстановке, я же испытывала жуткое стеснение. Удерживая на лице маску высокомерия и уверенности, вышагивая рядом с ним с высоко поднятой головой, я каждой клеткой своего естества ощущала себя крестьянкой, только что вышедшей из коровника в грязном переднике, нагло явившейся за барский стол. И ощупывающие меня взгляды женской половины сего сборища только подхлестывали мою неуверенность.

— Вернер, мать твою, наконец-то! — раздался громкий зычный голос, и мужчина лет пятидесяти широко раскинув руки, направился к нам. — О, боги!.. Ты украл эту прелестную девушку прямо с лекции в университете? — и, переключив свой взгляд на меня, сально улыбнулся. — Добрый вечер! Меня зовут Петр Андреевич Вермицкий, — произнес так, будто его имя должно мне о чем-то говорить.