Книга Старший брат моего жениха - Лина Манило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Егор. Нужно думать о нем, а все остальное нахрен выбросить из головы.
Его телефон молчит, отзываясь на каждый звонок механическим голосом. Абонент не абонент, и я злюсь все сильнее. На пульте охраны сообщают, что Егор уехал из магазина еще час назад. Тогда где он?
— Я заварю кофе, — объявляет бледная Кира и скрывается в дверях кухни, а я снова и снова пытаюсь дозвониться до Егора. Обзваниваю сотрудников, его друзей-приятелей — вообще всех, кто может знать о его местонахождении, но результата нет.
Блядь, где он?! Найду, убью.
Мне кажется, я физически ощущаю, как седеют на моей голове волосы.
Следующие на очереди морги и больницы, следом будет полиция, но, хвала богам, за окном раздается хлопок стальной калитки. Подскакиваю и несколько долгих мгновений слежу за тем как Егор пытается ровно пройти по мощеной дорожке. Да он же бухой!
Быстро оглядываюсь на дверь кухни. Кира, что-то напевая себе под нос, варит кофе, а я, как гребаный супермен, за долю секунды оказываюсь за порогом дома.
Не знаю почему, но мне кажется важным перехватить явно пьяного в дымину Егора прежде чем его увидит Кира.
— Рус, братишка мой любимый, — расплывается в идиотской улыбке Егор и, зацепившись за какой-то камешек, падает вперед.
Едва успеваю подхватить Егора, чтобы не расквасил себе всю физиономию, а он тяжелый, черт. Когда я в последний раз его на руках носил? Ему тогда было десять, и он не спал несколько суток — все ждал, что мама вернется. А потом просто выключился, и мне пришлось нести его в кровать.
Ситуация сейчас другая, ощущение то же, потому что Егор навсегда останется для меня тем трогательным ребенком, заботу о котором мне пришлось взять на себя единолично. Так, в двадцать два я стал ему и отцом, и матерью.
Ладно, что-то я слишком сентиментальным стал.
— Где ты ужрался так, придурок? — бормочу себе под нос, внося Егора, как жертву пожара, в дом.
Руслан
— Что с ним?! — восклицает Кира и чуть не роняет поднос на пол, но все-таки находит в себе силы донести его до журнального столика.
На нем три чашки кофе — значит, и для Егора одна. Почему-то эта молчаливая забота радует меня. Действительно любит брата?
— Пьяный он, — констатирую факт и, рискуя сорвать нахрен поясницу, тащу великовозрастного младенца в его комнату.
Кира напряженно сопит, ни на шаг не отставая, и я уже, похоже, окончательно смиряюсь с ее присутствием в этом доме. Никак от нее не избавиться, от упертой такой.
— Вот так, да, кладите его аккуратно, — хлопочет вокруг кровати своего жениха.
— Нет, блин, шею ему сломаю! — рявкаю, а Егор морщится. — И хватит мне выкать!
Кира фыркает, бросает на меня рассерженный взгляд, но тут же переключает все свое внимание на Егора. Присаживается рядом, убирает с лица челку, гладит бороду, а тот блаженно жмурится, что-то бормоча себе под нос.
— Я останусь с ним, — заявляет, а я пожимаю плечами. — Вдруг ему плохо станет?
Прямо сестра милосердия.
— Побудете… побудешь здесь, пока я воду и полотенце принесу? — интересуется, а я киваю.
Она улыбается и пулей вылетает из комнаты, и звук ее торопливых шагов все тише и тише.
— С чего вдруг ты за час так нажрался? — размышляю вслух и поправляю ворот его рубашки. Просто поправляю, но вдруг что-то привлекает внимание.
Дергаю ткань, открывая шею и свою находку, и пялюсь на ярко-красное пятно, точно идиот. Глаза видят, а мозг отказывается уложить новую информацию на полку.
Касаюсь красного пятна, надавливаю, растираю кожу, и алая клякса постепенно бледнеет пока вовсе не исчезает. Зато мои пальцы окрашиваются. Помада, мать ее. Помада.
Даже к носу подношу, улавливая приторный химозный аромат. Ну не засранец ли?
Так, ладно. Об этом мы обязательно с Егором поговорим, но потом. Сейчас он не в лучшей форме, а амбре от него исходит такое, что сам невольно хмелею. Не знаю, как Кира собралась ночевать в такой вонище. Подхожу к окну, дергаю за ручку, ставя на проветривание, и свежий воздух наконец врывается в комнату. От жары этим летом не спрятаться, но ночью все-таки еще как-то можно дышать без риска упасть в обморок от перегрева.
— Я все, я принесла, — ураганом влетает в комнату Кира и плюхает мисочку с водой и парочку полотенец прямо на прикроватную тумбочку.
Усаживается на кровать рядом с Егором, складывает руки на коленях. Идеальная сиделка. Брат же переворачивается на живот, подминает под себя скомканное покрывало и, пару раз причмокнув, проваливается в глубокий и размеренный сон.
— Рядом с ним ложиться сегодня не рекомендую, — усмехаюсь, следя, как Кира, намочив полотенце, протирает лоб Егора от испарины. — Он с детства жутко брыкается, а сейчас так тем более. Еще зашибет.
— Его надо раздеть, наверное.
— Да пусть так спит. Ему, я смотрю, вообще плевать.
За последние сутки произошло так много событий, что я уже перестал адекватно на них реагировать. Окружающий мир будто бы подернут дымкой, становясь чуточку нереальнее.
— Надо поспать, — говорю. — Тебе, мне. Всем.
Кира кивает, но не двигается. Так, что ли, и собирается всю ночь торчать? На самом деле готова просидеть возле Егора до утра? Странная девушка.
— Тебе на учебу завтра не надо разве? — интересуюсь, останавливаясь в дверях комнаты.
— Надо. У меня завтра экзамен в десять, — морщится, но с места не двигается.
— Какой предмет?
— Геофизика и физика планет, — улыбается, будто бы я спросил ее о любимом сорте шоколада.
Очень странная девочка.
— Слушай, в этом доме есть и другие комнаты. Пойди в любую, выспись, — вырывается из меня предложение, и я не успеваю прикусить свой язык. — Экзамен все-таки. Отдохни.
— Я потом… пока тут посижу. Да и на кровати места много.
Киваю, понимая, что ничто ее не сможет переубедить. Втемяшила в свою умную голову, что Егору может понадобиться помощь, и не волнует. А я…
Не волоком же ее тащить? Да и правда с ног валюсь от усталости. И когда добираюсь до своей бывшей комнаты, даже не нахожу в себе сил раздеться. Свет даже не зажигаю. Просто падаю ничком на кровать и, выключив голову, выключаюсь и сам.
Завтра будет новый день. Завтра все будет хорошо.
Руслан
Что я за человек вообще такой ненормальный? Хотел же минимум часов двенадцать проваляться на кровати. Засыпал с четким ощущением, что скорее умру, чем позволю себя кому-нибудь тронуть. Но стоит рассвету проникнуть в окно, как я уже тут как тут: лежу, таращу глаза в потолок и сна ни в одном глазу.
