Книга Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

Солнце клонилось к закату, когда я выехал на полянку. С одной стороны ее огибал ручей, густо поросший по берегам ивами, с другой – нависли высокие скалы. Жутко хотелось есть. Пока раздумывал, стоит ли поискать вокруг хоть что-нибудь съестное или лучше перенести внимание на волков и кугуаров, на поляну из леса вывалился здоровенный гризли и потопал на запад. Через несколько шагов он оглянулся и заметил нас с Александром. Неуверенно рыкнув, медведь двинулся в нашу сторону. По всему было видно, что парень окончательно спятил от страха, и мне пришлось его застрелить. Я расседлал Александра и отправил пастись на травку, а сам занялся медведем. Сняв шкуру, я развел огонь и, зажарив сразу несколько ломтей мяса, приступил к утолению голода. Работа предстояла немалая: начиная со вчерашнего вечера, у меня во рту маковой росинки не было. Когда от четвертого куска остался лишь слабый запах в воздухе, послышался конский топот. Я отвлекся от еды и увидел шестерых всадников, приближающихся к моему лагерю с востока. Один был ростом с меня, а другие не более шести футов каждый. Судя по внешности, это ковбои, причем самый крупный был разодет не хуже мистера Вилкинсона, только на этом рубашка была одноцветная. Зато во всем остальном – точная копия: те же умопомрачительные сапоги, белая шляпа и кольт, украшенный слоновой костью, а из подсумка торчал приклад дробовика. У него были темные волосы, маленькие хитрые глазки и такая выдающаяся челюсть, что при желании он мог бы перекусить спицу в колесе дилижанса. Человек залопотал мне что-то по-индейски. Не успел я ответить, как один из его спутников говорит:

– Донован, да он никакой не индеец – глаза у него светлые.

– Сам вижу, – ответил тот. – Меня сбили с толку его рванина и загар. Ты кто такой, черт тебя задери?!

– Брекенридж Элкинс с Медвежьей речки, – ответил я, пораженный его величием.

– Ну а я Билл Донован по прозвищу Дикий Билл, чье имя вызывает дрожь от Пороховой речки вплоть до Рио-Гравде. Я ищу одного жеребца. Ты ничего такого не видел?

– Видел гнедого. Он вел табун на запад.

– Это не тот. Тот пегий, и другой такой крупной скотины не сыскать на всем свете. Он спустился с гор Гумбольдта еще жеребенком и с тех пор разгуливает по Штатам от океана до океана. У него настолько подлый характер, что он даже не обзавелся собственным гаремом. Когда ему нужна кобыла, он просто уводит ее у другого честного жеребца и, сделав дело, продолжает путь в гордом одиночестве.

– Вы что же думаете, будто все эти волки, медведи и кугуары дали тягу от одного жеребца?

– Вот именно! Этой ночью он миновал Восточную гряду, и звери его почуяли. Мы уже почти настигли мерзавца, но, переходя через горный хребет, потеряли его след.

– Так вы его ловите! – наконец-то дошло до меня.

– Ха! – злобно усмехнулся Донован. – Я еще не встречал человека, который не хотел бы стреножить Капитана Кидда! Мы гонимся за ним уже пятьсот миль с единственной надеждой – как угодно, но изловить эту бестию! Брать мустанга надо хитростью, когда он потеряет бдительность – на отдыхе или еще как. Только на глаза лучше не соваться – этот дьявол один искалечил и поубивал народу больше, чем десяток самых свирепых лошадей во всех Соединенных Штатах. Нам слишком дорога шкура, чтобы подставляться по-глупому.

– Как вы его называете?

– Капитан Кидд, – ответил Донован. – Так звали знаменитого пирата, который жил много лет назад. Так я тебе скажу, что этот жеребец – точная копия того, особенно касательно морали. Но я его заполучу, даже если придется ползти за ним на брюхе до самого Тихого океана. Билл Донован добивается всего, чего пожелает, – будь то женщина, деньги или лошадь! А теперь слушай внимательно, деревенщина, что скажет тебе Дикий Билл. Мы будем искать следы Капитана на севере, а ты, если встретишь черного с белым жеребца, да такого большого, что и во сне не приснится, или же заметишь его следы, бросай все свои делишки и не успокаивайся, пока не разыщешь меня. А не сделаешь, как говорю, то пожалеешь. Ясно?

– Да, сэр, – ответил я. – Один вопрос: вам на пути не попадалась Дикая речка?

– Может, попадалась, а может, и нет. Тебе в ней что за нужда? – высокомерно ответствовал он.

– Да почти никакой, – говорю. – Просто я направляюсь в те места, чтобы наняться ковбоем. При этих словах Донован откинулся на спину лошади и оглушительно захохотал. Остальная компания с готовностью закудахтала вслед за атаманом, а я стоял перед ними, как оплеванный.

– Ты это что, всерьез? – грохотал Донован. – Ты и вправду надеешься, что тебя возьмут в этих обносках, без рубахи да еще верхом на муле, который, кажется, не успокоится, пока не сожрет всю траву на этом плато? Ха-ха-ха! Оставайся лучше в своем захолустье, недотепа, и довольствуйся зайцами, кореньями да орехами, как и полагается всем индейцам, неважно – белого цвета у них шкура или красного. Любой уважающий себя владелец ранчо схватится за винчестер, как только ты заикнешься о работе!

Компания уже давно скрылась в лесу, а до меня все еще доносился их оскорбительный хохот.

Я был до того смущен, что аж в дрожь бросило. Конечно, Александр был неплохим мулом, хотя и выглядел, скажем прямо, странновато. Но из всех четвероногих, на которых я пробовал влезать, он оказался единственным, способным протащить меня несколько миль подряд без риска для жизни. Несмотря на вислое брюхо, это был на редкость сильный и выносливый мул, к тому же не из упрямцев. Я начал понемногу закипать, но Докован с приятелями вовремя удалились.

На небе уже высыпали звезды. Я поджарил еще мяса и закончил прерванный ужин. Вокруг стояла мертвая тишина: ни воя волка, ни рычания кугуара. Все зверье скрылось за западным, хребтом. Видно, этот Капитан Кидд и в самом деле наводил ужас на всех плотоядных.

Я привязал Александра неподалеку и, устроив себе постель из попоны и ольховых веток, крепко заснул. Около полуночи меня разбудил Александр, который пытался пристроиться у меня под боком. Я выругался и хотел было проучить мула как следует, но скоро понял причину его животного страха. Внезапно ночную тишину разорвало ржание жеребца, да такое мощное, что волосы у меня на голове встали дыбом. Бьюсь об заклад – его было слышно за пятнадцать миль отсюда. В нем слились воедино и лошадиное ржание, и скрежет пилы, раздирающей узловатый дубовый ствол, и вой голодного кугуара. Судя по всему, зверь находился на расстоянии мили от лагеря, но полной уверенности у меня не было. От страха Александр весь дрожал. Он беспорядочно сучил ногами, норовил зарыться в ветки, а голову затолкать мне под мышку. Я отпихивал его, но мул упрямо стоял на своем. Когда я проснулся на следующее утро, то увидел, что тот спит, крепко прижавшись ко мне спиной, и голова его покоится на моем животе.

С рассветом, к Александру вернулось обычное самообладание, а может быть, он решил, что это был всего лишь кошмарный сон. Поднявшись на ноги, он тут же, как ни в чем не бывало, принялся щипать травку и слоняться среди зарослей. Я снова занялся медвежатиной и заодно поразмыслил, стоит ли сейчас пускаться на поиски мистера Донована, чтобы рассказать ему о ночном происшествии. Но в конце концов решил, что тот и сам все прекрасно слышал: такое ржание услышал бы любой, имеющий уши и находящийся на расстоянии дневного перехода отсюда. Во всяком случае, я не нашел серьезных причин, почему должен служить у Донована мальчиком на побегушках. Я еще не успел покончить с завтраком, как вдруг раздался душераздирающий рев, из-за деревьев пулей выскочил Александр и помчался к лагерю так, точно сам черт наступал ему на копыта. За ним из леса выбежал жеребец, и должен честно признаться, такого громилу я видел впервые в жизни. Масти он был черно-белой, а роскошная грива развевалась в солнечных лучах. Он презрительно заржал. От этого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Затем конь повернулся и, пощипывая траву, направился в лесок с таким видом, словно на свете не существовало ни меня, ни Александра, которого он едва не довел до сердечного приступа.