Книга Луна цвета стали - Макс Глебов

Еще меня сильно напрягали новые немецкие танки. Манштейн умудрился вытрясти из командования вермахта двадцать вторую танковую дивизию, укомплектованную этими неприятными машинами. Сами танки были все теми же «тройками» и «четверками», но вот их пушки стали теперь длинноствольными и при стрельбе подкалиберными снарядами сравнительно легко пробивали броню Т-34 и КВ. Наши танкисты об этом пока не знали, но Летра сразу обратила мое внимание на новое опасное оружие противника.

Судя по картинке со спутников, Крымский фронт готовился к очередному наступлению, хотя по-хорошему ему следовало закапываться в землю, выстраивать эшелонированную оборону, прикрывать инженерные заграждения эффективной системой огня и минными полями, выделять подвижные резервы для оперативного реагирования на угрозы прорывов и всячески готовиться к отражению мощного удара противника.

Манштейн готовился с размахом и, похоже, всерьез собирался выбить советские армии с Керченского полуострова. Немцы успели перебросить из-под Севастополя значительную часть артиллерии, включая тяжелые гаубицы, и методично занимали позиции, намереваясь мощным ударом артиллерии и авиации смести подтягивающиеся к передовой советские войска. Задержись товарищ Сталин с моей отправкой на Крымский фронт хотя бы на неделю, и что-либо исправлять, скорее всего, было бы уже поздно. Да и сейчас, надо сказать, времени почти не осталось.

За истекшие полтора месяца Королев смог существенно продвинуться вперед, но, к сожалению, о серийном выпуске крылатых ракет речь пока идти не могла. Все-таки это было технологически сложное изделие, особенно с учетом доработок, сделанных по моим чертежам. Советская промышленность к масштабному выпуску такого оружия была еще не готова. Слишком высокая точность требовалась при изготовлении многих деталей, а это означало необходимость иметь соответствующий станочный парк и квалифицированных специалистов, обладающих высокой трудовой и технологической дисциплиной. И то, и другое в Советском Союзе имелось, но, к сожалению, в крайне ограниченном количестве. Тем не менее, четырнадцать ракет подготовить удалось, причем половина из них получила новую систему управления. Теперь их полет можно было корректировать по радио с земли или с самолета в пределах прямой видимости. Надежность у этого чуда техники была отвратительной, но если звезды складывались как надо, ракета отклонялась от цели не больше чем на двадцать метров.

Артполк Цайтиуни с его 203-миллиметровыми гаубицами Б-4 никто, естественно, не стал перебрасывать из-под Ленинграда в Крым, так что я остался без подчиненной мне напрямую тяжелой артиллерии, зато пополненный и дополнительно усиленный авиаполк Кудрявцева прибыл под Новороссийск даже чуть раньше нас с Мехлисом, и бомбами объемного взрыва его в этот раз укомплектовали с хорошим запасом. А вот ракетчики Королева ожидались только через неделю. Быстрее спецпоезд с их изделиями прибыть, к сожалению, не мог.

Лена вылетела в Крым вместе со мной. Товарищ Берия не возражал. Лейтенант госбезопасности Серова проявила немалые организаторские способности в операции по отражению «химического» налета на Ленинград, и на Крымском фронте я собирался поставить перед ней примерно те же задачи. Правда, теперь Лена была уже не лейтенантом, а старшим лейтенантом госбезопасности, и не Серовой, а Нагулиной, но сути дела это не меняло, если не считать за нечто серьезное тот факт, что товарищ Мехлис умудрился зацепиться и за этот факт «семейственности» в служебных отношениях, еще сильнее ухудшивший его отношение ко мне.

История, кстати, в московском ЗАГСе вышла весьма любопытная. Сам по себе брак между генерал-майором и сотрудницей НКВД никого особо удивить не мог. Лена притащила свидетельницей какую-то свою московскую подругу, которую я раньше никогда не видел, а вот с моей стороны в ЗАГС явился товарищ Берия, о чем по каким-то причинам никто заранее уведомлен не был.

Когда, отловив Берию после очередного заседания Ставки, я сообщил ему о нашем с Леной решении и попросил быть свидетелем при регистрации брака, нарком смерил меня долгим взглядом, в котором я прочитал целую гамму эмоций. Отказываться Берия не стал, хотя нехорошие подозрения о причинах моей неожиданной просьбы у него явно закрались. Да, думаю, даже не подозрения, а полная уверенность. Во всяком случае, на Лену в ЗАГСе он поглядывал как-то уж слишком пристально, но она только мило улыбалась и делала вид, что ничего не замечает.

Больше всех во время регистрации нашего брака волновалась, похоже сотрудница ЗАГСа. Явление товарища Берии произвело на нее неизгладимое впечатление. Лене я тоже заранее ничего не сказал, предупредив лишь, что ее ждет нечто неожиданное. Сюрприз удался.

— Ты что сделал, Нагулин!? — развернулась ко мне Лена сразу после того, как мы остались одни. — Ты зачем его позвал свидетелем? Он же сразу все понял! Теперь он знает, что я тебе все рассказала о вербовке и о моем задании.

— Естественно, он все понял. И я ему действительно благодарен за то, что вольно или невольно он поспособствовал началу наших отношений. И очень хорошо, что теперь Берия обо всем знает, хотя, мне кажется, он и так догадывался. Для тебя никаких последствий не будет, вот увидишь. Ну, разве что, больше никто не захочет от тебя докладов о моем поведении и умонастроениях. Видишь ли, получается, что мы сами известили твое начальство о том, что ты мне все рассказала. Неофициально, но известили. Если бы мы этого не сделали, тебе бы пришлось и дальше делать вид, что ты выполняешь задание НКВД и следишь за собственным мужем. Это был бы очень нехороший обман, который рано и ли поздно обязательно выплыл бы наружу, и вот тогда последствия предугадать было бы действительно сложно. А так…

— Да, наверное, ты прав, — Лена улыбнулась и взяла меня за руку. — С такой точки зрения я эту ситуацию не рассматривала. Все получается очень логично, и, наверное, так действительно лучше. В Наркомате мне дали целые сутки отпуска по случаю вступления в брак, так что давай хотя бы ненадолго забудем о войне, и обо всём, что с ней связано.

Возражать я, естественно, не стал.

* * *

В Новороссийск мы прибыли вечером. Мехлис немедленно потребовал доставить его в штаб фронта, а я, не задерживаясь, отправился в расположение своего авиаполка. На косые взгляды армейского комиссара мне было глубоко плевать. Любая моя операция традиционно начиналась с ночной авиаразведки, и полковник Кудрявцев уже ждал на аэродроме, заранее отдав приказ о подготовке к вылету двухмоторного истребителя Пе-3. В штабе фронта Мехлис явно найдет чем заняться. Несомненно, сегодня же он отстучит телеграмму Сталину о том, как здесь все ужасно организовано и как руководство фронта не владеет обстановкой, утратило инициативу и не знает, где находятся его войска. И, естественно, упомянет в ней мое неадекватное поведение. Вместо того, чтобы изо всех сил приняться накручивать хвосты здешним разгильдяям, мальчишка генерал-майор умотал полетать на самолетике… Да и пусть себе. Главное, чтобы не расстрелял там никого сгоряча, но до этого, думается мне, дойти не успеет — к середине ночи я уже вернусь из разведывательного полета.

Следом за нашим с Мехлисом самолетом на аэродром сели два транспортника ПС-84. Прекрасно понимая характер проблем, с которыми мне предстояло столкнуться в Крыму, я запросил с Ленинградского фронта оборудование и специалистов, с которыми мы налаживали систему управления огнем ПВО для отражения массированного налета люфтваффе. Ситуация на Керченском полуострове и в Севастопольском оборонительном районе была во многом схожа с обстановкой в блокадном Ленинграде. Даже линкор «Парижская Коммуна» относился к тому же типу, что и «Марат» и «Октябрьская Революция». Здесь, правда, он был только один, но тридцатая батарея в Севастополе состояла из двух орудийных башен, снятых с точно такого же линкора «Михаил Фрунзе», который так и не удалось восстановить после крупного пожара, случившегося еще в девятнадцатом году. Удивительное совпадение. В Ленинграде в моем распоряжении тоже находился полноценный линкор типа «Севастополь» и, фактически, неподвижная трехбашенная батарея, в которую превратился «Марат» после попадания тяжелой бронебойной бомбы.