Книга От любви с ума не сходят - Ольга Арнольд

Проговорила с Риммой три часа. Она мне доказывала, что смысла в жизни нет, а я - что есть.

Воскресенье. Я проснулась в холодном поту. Мне приснился, в мельчайших подробностях, мой вчерашний разговор с Риммой - и разбудило меня то, что до меня вдруг дошло, что жить - бесцельно и бессмысленно!

Трудно описать тот ужас, который я пережила, пытаясь разлепить глаза - наяву или во сне я потеряла смысл жизни? Какое счастье, что это было во сне!»

Отношение к жизни и смерти… Я прекрасно сознавала, что отец и мать до сих пор терзаются оттого, что позволили Але работать в Центре, где большая часть пациентов - самоубийцы, только что вытянутые с того света или потенциальные… И притом не явно сумасшедшие, нет - среди них есть и абсолютно нормальные, и просто с неустойчивой психикой, и психопаты - но такие, которые вполне могут жить среди здоровых, а не за стенами больниц для душевнобольных. Нет для человека ничего более заразительного, чем настроение окружающих, и для Александры с ее меланхоличностью и чувствительностью общение с такими людьми было, конечно, чревато тем, что она слишком часто для ее хрупкой психики думала о смерти, притом о добровольной смерти, а от мысли до деяния - один шаг… Меня родители совершенно не боялись отпускать к Богоявленской - у меня слишком много здорового эгоизма и интереса к жизни во всех ее проявлениях; более того, я подозреваю, что для хорошего психиатра у меня чересчур стабильная, чуть ли не дубовая психика - я слишком люблю себя, чтобы вживаться всей душой в проблемы и горести других.

Посмотрим, что еще там пишет Александра о смысле жизни…

«11 дек. Римма подружилась с «афганской матерью» Киреевой; им обеим очень плохо, но они друг друга морально поддерживают. Когда я разговариваю с Киреевой, у меня у самой сердце разрывается… Ее единственный сын, по образованию фельдшер, вполне мог бы отсидеться где-нибудь в тыловом госпитале, но добровольно вызвался на передовую. Через две недели он подорвался на мине, и уцелевшие кусочки прислали Киреевой в цинковом гробу. Она пытается утешить себя тем, что сын ее был героем, и в военкомате ей вручили орден. Я ей поддакиваю, а про себя думаю: какая глупая, нелепая, бездарная смерть!

Погиб за нашу афганскую родину! Я уговариваю ее, что жить - надо, и чувствую себя при этом преступницей: зачем ей жить?

Никак не могу разобраться в психологических причинах депрессивного состояния Риммы. Очевидно, это что-то внутреннее.

13 дек. Сегодня нас осчастливила своим посещением Г.Н. Как всегда по четвергам, все сотрудники присутствуют в обязательном порядке на ее консультациях, что понятно, и на разборках, что крайне неприятно. Больные все неприсмотренные… Косолапов докладывал историю болезни Риммы и в качестве предварительного диагноза назвал шизофрению; мадам, естественно, с этим согласилась. Меня это возмутило до глубины души! Все они, психиатры старой школы, такие - если что-то не укладывается в их закостенелые представления о норме, то они тут же лепят свой любимый диагноз. «Шизофрения» - такой диагноз поставила Г.Н. восемнадцатилетнему мальчику, который хочет стать рок-музыкантом, а родители заставляют его учиться в строительном институте; даже не с первого слова, а с первого взгляда поставила! У мальчика длинные, до плеч, волосы, а на лбу узкий кожаный ремешок. Зачем ему ремешок, если он не шизофреник? А действительно, зачем? Я взяла и спросила его об этом; он очень удивился и сказал, что просто удобно: волосы на лоб не падают.

Сергея-лжеповесившегося тихонечко выписали; завтра у него суд по поводу развода, и ему не удалось у нас отсидеться».

Узнаю свою сестру: как она любит кидаться в бой против признанных авторитетов! Но на самом деле она по большей части сражалась с ветряными мельницами.

«16 дек. Я проходила по коридору, когда услышала разговор двух больных:

- У меня врач Александра Владимировна.

- Это какая же? Светловолосая, в очках?

- Нет, это психологиня местная. Александра - это та, которая хроменькая.

Тут этот парень (Саша Быков, неприятности на работе, импульсивно-взрывчатый психопат) увидел меня и смутился; я прошла мимо, кивнув ему и сделав вид, что ничего не слышала. Боюсь только, что походка у меня не стала ровнее.

Я не стала задерживаться в отделении, против обыкновения; я боялась, что расплачусь прямо на глазах у больных. Я все знаю: и о том, что Байрон хромал, и о том, что моя хромота чуть заметна - и, как говорит маленькая Лида, придает мне «пикантность». Дуреха, это ей все придает пикантность, а я - хроменькая, убогая…

Мне удалось дома справиться со слезами; я накричала на 6.В., после чего та обиженно удалилась к себе в комнату, а я взяла своего любимого «Короля Генриха IV» Генриха Манна и стала перечитывать те места, где говорится о хромой принцессе Катрин: как она переживала-переживала, а потом в лучшие минуты даже учила своих придворных модным танцам… Даже нашла себе возлюбленного. Мне это не грозит - но, все равно, книга помогает. Единственное, что помогает.

Раньше в такие моменты, как сегодня, мне хотелось умереть. Сейчас - нет. Я не представляю, какая грандиозная беда должна теперь со мной случиться, чтобы я захотела поставить крест на своей жизни. Сталкиваясь все время с людьми, чудом вернувшимися с того света, и втолковывая им, как прекрасна жизнь, постепенно начинаешь верить в это сама. Когда я ушла от мамы и отчима, я готова была распроститься с жизнью - если бы можно было уснуть и не проснуться. Теперь - другое дело. Может быть, я вовсе не такая несчастная, как сама себе кажусь».

Это было что-то новенькое; кажется, Александра, убежав из-под родительского крыла, нашла в себе новые силы. Читая ее дневник, я постепенно убеждалась, что ей было интересно жить - и, возможно, она начинала справляться со своими комплексами. В последние наши встречи я не видела уже в ней следов той глубокой подавленности, с которой она удрала от нас в Москву - или мне так задним числом казалось?

С таким настроением, с каким написаны были эти строчки, не кончают собой - она прямо говорит об этом. Впрочем, до той осенней ночи, когда она каким-то образом выпала из окна ординаторской, было еще долгих два года. И тем не менее по ее записям чувствовалось, что этот выход она для себя не приемлет. Я перескочила через несколько страниц:

«7янв. понед. Будто и не было Нового года (1985!), веселой компании у Вахтанга и тети Лены… Все опять тоскливо. В такие дни, как эти послепраздничные, можно разочароваться во всем, даже в своей работе. Случилось все, что только может случиться. Г.Н. (Богоявленская. - Л.Н.) устроила мне головомойку за то, что я без ее ведома снизила дозу лекарств Алеше Кирпичникову; она упорно считает парня шизофреником, а я вижу, что он не сумасшедший, а просто влюбленный и потому делает глупости. И.М. придрался к тому, что я на четверть часа опоздала на утреннюю пятиминутку, и обещал в следующий раз перевести на пятый этаж, к своим алкоголикам. Обаятельная и несчастная Настя Б., из-за которой я собиралась приходить на работу первого января (но Вахтанг меня не пустил), в новогоднюю ночь напилась и голая заявилась в мужскую палату. Наши доблестные мужчины разбежались кто куда; тогда она вцепилась в пятнистый комбинезон десантника, который служит Саше Быкову пижамой, и разорвала его поперек ткани - а она ведь прочнее брезента! В конце концов Саша набрался мужества, и они вместе с медсестрой Ирочкой вытащили ее из палаты, закутав предварительно в покрывало, как в кокон. Хрупкая деликатная девица так отбивалась, что у Саши до сих пор синяк под глазом и расцарапанное предплечье. На Ире нет видимых следов телесных повреждений - сноровка, столько лет в психиатрии… Косолапов сегодня мягко распекал меня за то, что я приняла поблядушку-алкоголичку всерьез и поверила россказням о великой трагедии ее жизни (ее якобы оставил возлюбленный).