Книга Любовь на старой мельнице - Хелен Брукс

– Я помню. Но я уже говорил, что надо будет посмотреть, как пойдут дела. Фотрингем накануне Рождества – настоящий пчелиный улей, ты же знаешь.

Джед говорил озабоченно, и блондинка на мгновение поджала свои мягкие, полные губы, но потом легко рассмеялась и нежно провела рукой с ярко-алыми ногтями по его груди:

– Не волнуйся, дорогой, я приду и выручу тебя, ты же знаешь, что всегда можешь на меня положиться.

Готова поспорить, что может. Эта красотка от него без ума, ясно как божий день, но что чувствует Джед? Его лицо оставалось бесстрастным, как и голос, когда он обернулся к своим гостям.

– Вы извините меня? Я только провожу леди Филмор до машины.

Леди Филмор. Так-так. Он скоро вернулся, и, когда они вчетвером шли по двору, Генриетта заметила, как сильно Джед хромает.

– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? – спросила она с искренним волнением.

– Я в порядке, – отрывисто бросил он, но, взглянув на ее лицо, добавил гораздо мягче: – Правда, не беспокойтесь. Она всегда болит в это время, после долгого дня, а «рейнджровер» едет практически самостоятельно.

Они подошли к машине, Джед помог чете Бейкеров разместиться на заднем сиденье, а потом открыл переднюю дверцу для Генриетты, и она без лишних слов забралась внутрь.

Автомобиль был бесстыдно роскошным, а мощный двигатель на четыре с половиной литра ожил от первого прикосновения водителя. Генриетта со сдержанной завистью вспомнила о своей миниатюрной «мини», заполнявшейся до отказа, стоило поместить в нее Мерфи, но в следующий момент она вдруг осознала, как близко от нее находится Джед, ощутила власть и силу, исходящие от его крупной фигуры, и что-то внутри у нее, дрогнув, заставило ее устремить взгляд на массивные дворники на переднем стекле.

Всю дорогу миссис Бейкер никому не давала даже слово вставить, но, как только их с мужем высадили у порога их дома и Джед пообещал, что пригонит их машину, когда его механик разберется с неполадкой, атмосфера в салоне накалилась до предела.

Выехав за пределы городка, они оказались в кромешной тьме; небо освещалось лишь тонким месяцем и мириадами мигающих звезд, словно толстое бархатное одеяло, закутавшее землю в угольно-черные тени.

Когда тишина стала такой оглушающей, что Генриетта оказалась не в силах ее больше выносить, она заставила себя произнести:

– Это был замечательный вечер, Джед. Насколько я поняла, вы каждый год организуете подобные мероприятия для жителей городка и своих друзей?

– Да. – Односложный ответ не предполагал продолжения беседы, и Генриетта твердо решила не предпринимать больше усилий, чтобы разрядить наэлектризованную атмосферу.

Уходя из дома, она оставила свет в нескольких окнах, чтобы не заблудиться в темноте по возвращении, и, когда машина плавно затормозила у крыльца, Генриетта приготовилась коротко поблагодарить Джеда за помощь и скрыться в дверях, но в этот момент он в очередной раз ее удивил.

– Мне очень жаль, Генриетта. Черт, по-моему, я все время вам это говорю, да? – мягко произнес он, заглушая мотор, и они оказались в полной тишине. – И тем не менее это правда!

– Вам жаль? – Она повернулась к нему, но различила в темноте лишь его профиль. – Я не понимаю, – осторожно сказала она.

– Вы были со мной откровенны сегодня, и я это ценю… – (Нет-нет, не надо, чуть не закричала Генриетта, благодаря темноту, которая скрыла ее румянец.) – Но когда вы спросили о моем детстве… Просто это тема, которую я не обсуждаю, – бесстрастно проговорил он.

– Да, я понимаю. – Она дрожала от напряжения и не знала, что сказать.

– С детством и отрочеством у меня связано много неприятных воспоминаний, – продолжал Джед, и впервые у него в голосе прозвучала горечь. – Отчасти поэтому я предпочитаю проводить в Фотрингеме как можно меньше времени. Я вернулся в этот раз в ноябре, потому что закончил работу в Америке раньше, чем предполагал. Ну, и потом, Рождество и традиции, которые надо поддерживать… Мне показалось, будет проще приехать пораньше. И все-таки обстоятельства сложились не так, как я планировал. – Он повернулся к Генриетте и с суховатой улыбкой указал на свою ногу.

– Да уж. – Она кивнула в знак согласия, но решительно не знала, что говорить дальше, и быстро начала шарить в сумочке в поисках ключа. – Мне пора идти, Мерфи будет волноваться…

– Вы очень милы, знаете? – Теперь голос у него был хрипловатым, а темнота в салоне – теплой и обволакивающей. Он улыбался своей завораживающей улыбкой, от которой в уголках его глаз собирались мягкие лучики.

Это надо остановить. Она знала, чего он хочет, – его желание дрожало между ними как живое существо, заставляя ее сердце биться сильнее, а кровь – бежать с удвоенной силой. Но это не должно произойти. Ей нельзя начинать отношения – серьезные или нет – ни с кем, и тем более с Джедом Винсентом. Он прожует ее и выплюнет, даже не заметив. Но в этот момент он наклонился к ней, хрипло прошептав ее имя.

Генриетта задрожала, ощутив прикосновение его губ, и его теплый, чувственный аромат окружил ее, отравляя сознание. Он умел целовать, заботясь прежде всего об ее удовольствии. Но Мелвин тоже умел целовать и поначалу так же околдовал ее нежностью.

Эта мысль пришла ниоткуда, но поразила Генриетту с такой силой, что девушка отшатнулась и прижалась к дверце машины. От неожиданности Джед зарычал: «Какого…»

– Извините, правда, но я не хочу. – Она рванула на себя дверную ручку и почти выпала наружу, с трудом удержавшись на ногах.

– Генриетта, Бога ради, послушай… – Он вышел из машины вслед за ней. – Я не собираюсь делать тебе больно или принуждать к чему-то, что тебе не нравится. Это был просто прощальный поцелуй.

– Не нужны мне прощальные поцелуи, разве не видно? – задыхаясь, ответила она, отчаянно борясь с приступом паники. – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, вот и все! Я приехала на мельницу, чтобы быть в одиночестве!

– Хорошо-хорошо. – Джед выставил перед собой руки и отступил на шаг. – Я все понял.

– Я серьезно. – Она видела перед собой не Джеда Винсента, а высокого, ослепительно красивого мужчину с длинными волосами и сверкающими глазами; глазами, которые могли превращаться в острое, как бритва, оружие, обладающее силой ввергать ее в панический ужас. Мелвин был подобен ртути – изменчивый, блестящий и взрывоопасный гений, чьи капризы несли в себе темную, разрушающую, но колдовскую и гипнотизирующую энергию. И меньше всего Генриетте хотелось снова с кем-то сблизиться, даже на расстояние поцелуя. Если крепко держать оборону и широко раскрыть глаза, то можно избежать боли. Все действительно очень просто.

– Я знаю, что вы говорите серьезно, Генриетта. – Лицо Джеда не выражало ничего, кроме космического холода.

– Моя жизнь меня вполне устраивает, – дрожащим голосом сказала Генриетта, отступая к тяжелой дубовой двери. – У меня есть работа и Мерфи, и больше мне ничего не надо. Спасибо за вечер, – добавила она, лихорадочно шаря ключом в замочной скважине. Наконец ей удалось открыть дверь. – Спокойной ночи.