Книга Избранник Небес - Алек Кадеш

/1226.05.26/19:15/

Толедо

Удивительный сон оставил после себя необъяснимое чувство тревоги. Не было необходимости напрягать память, чтобы прокрутить его заново в голове. Яркое красочное ночное видение, четко отпечатавшееся в коре головного мозга, само по себе, без усилий всплывало перед мысленным взором. Оно скорее походило на мистический триллер с элементами фильма ужасов, чем на обычный калейдоскоп коротких разрозненных сновидений.

36-летний доктор теологии Шон Майлз, все еще находясь под впечатлением ночного кошмара, чувствовал себя разбитым и уставшим. Где-то за открытым окном выла сирена полицейской машины, разрывая нежную девственность раннего июльского утра серой мирской суетой. Стрелки часов упрямо приближались к половине восьмого утра. Вставать, как всегда, не хотелось. Доктор Майлз не любил вставать рано, так как работал, как правило, до трех-четырех часов ночи. Часто он засыпал прямо в кресле, обложившись со всех сторон книгами по теологии и мистике. И как только глубоко за полночь Шон начинал тихо похрапывать, склонив голову, старая любимая персидская кошка Шила каждый раз будила его легким покусыванием за мочку уха.

Вот и в эту ночь после тяжелого, загруженного лекциями дня в университете Торонто, Майлз пытался бороться со сном, но, несмотря на все усилия, глаза слипались сами по себе, а голова упрямо клонилась вниз. Утомленный мозг отказывался воспринимать бредовые идеи современных авторов, пытающихся объяснить читателям, что такое Каббала, и какую сумму денег следует перевести на счет, чтобы удостоиться чести быть допущенным к их маловразумительным семинарам. После выборочного прочтения пары десятков страниц Шон сразу же определил, у кого из средневековых авторов новоиспеченный мистик позаимствовал материал и, потеряв всякий интерес к дальнейшему изучению околонаучной чепухи, добрался на автопилоте до кровати. Он закрыл глаза и уже через минуту, не успев до конца прочитать шепотом молитву, провалился в глубокий сон.

Сквозь пелену тумана начали постепенно вырисовываться четкие образы людей в дорогих одеждах из парчи и бархата, с обшитыми мехом воротниками. Это были знатные представители еврейской общины, которые своим умом, талантом и деньгами умудрялись сохранять шаткое равновесие между воинствующими христианами и созидательными арабами, принесшими на Пиренейский полуостров высокую культуру и науку. Благоухающая ароматными маслами прилизанная знать, находящаяся в первых рядах главной синагоги Толедо,[2] сильно контрастировала с простолюдинами, одетыми в короткие кожаные камзолы и панталоны преимущественно черного цвета. Шон подметил, что отличительные особенности сословий не ограничивались одной лишь разницей в одежде и внешнем виде. В то время, как аристократы, подчеркивая свои древние иудейские корни, вежливо шептались между собой на иврите, которым пользовались только раввины для чтения молитвенных текстов и Торы, основная масса прихожан возбужденно о чем-то спорила на сефардском диалекте,[3] временами переходя на арабский.[4]

От постепенно нарастающего напряжения в молитвенном зале, внутреннее убранство которого было выполнено в мавританском стиле, огни меноры тревожно колыхались. Возле Арона-кодеша[5] стояли три раввина. Они были удивлены вульгарным поведением простолюдинов и даже некоторых влиятельных членов местной общины, открыто поддержавших их. Страсти понемногу разгорались. Чрезмерно активная жестикуляция, побагровевшие лица и непривычно повышенная интонация голоса спорящих прихожан смутили главного раввина, убеленного сединою 70-летнего Элазара Толедано.[6] На его отмеченном печатью мудрости лице от волнения выступили красные пятна.

Из разных концов зала все громче раздавались возмущенные возгласы:

— Христиане хотят заставить нас отречься от веры наших праотцов, а вы делаете вид, что ничего не происходит! Снимите же, наконец, пелену со своих глаз и оглянитесь вокруг!

— Что случилось с Толедо? Куда подевалась веротерпимость?

— Мы стали бояться выпускать своих детей на улицу! Эти христианские байстрюки бросают в них камнями. Вчера они попали сыну аптекаря в голову, и теперь мальчик лежит парализованный. Они набросились на него только потому, что аптекарь не захотел больше отпускать лекарства в долг!

— Так дальше продолжаться не может! Давайте возьмем в руки оружие и выйдем на улицы. Мы покажем этим христианам, что не позволим безнаказанно издеваться над нами, раз городские власти бездействуют! — выкрикивали зачинщики заранее спланированного бунта.

Атмосфера накалялась все сильнее, и молодой раввин Йосеф — сын покойного главного раввина — выступил вперед, решив принять нарастающую агрессию толпы на себя. Он окинул присутствующих суровым взглядом, и в зале сразу же воцарилась тишина. Прихожане побаивались его. Несмотря на молодой возраст, именно его избрал почтенный мудрец Абулафия своим преемником, передавая ему запретные знания магии Каббалы.

По рассказам старожилов, полвека тому назад Абулафия даже умертвил одного новообращенного в иудаизм из числа мусульманских фанатиков, всего лишь заглянув ему в глаза. Он наказал его за крайнюю дерзость, поскольку тот принял иудейскую веру только лишь для того, чтобы прилюдно на городской площади высмеивать законы и установления еврейских общин, намеренно выставляя их в неприглядном свете.

Знали прихожане также и то, что молодой раввин практиковал экзорцизм. Когда католические священники были бессильны, родственники одержимых в тайне от всех под покровом ночи приводили их прямо к Йосефу домой, и он изгонял бесов, читая над ними молитвы на арамейском языке. Во время проведения этих обрядов молодой раввин воскуривал высушенную смесь из сердца и печени рыбы перед одержимым. В комнате то тут, то там вспыхивал яркий огонь, но ничего не загоралось. По словам детей, подглядывавших в окна, перед тем, как исцелиться, несчастные всякий раз вели себя непристойно, бились в конвульсиях, а иногда даже зависали в воздухе, разговаривая низкими голосами демонов, от которых душа уходила в пятки.