Книга Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн

Путь к достижениям в сфере предпринимательства у всех разный. На старте в конце 80-х — начале 90-х годов преимущество было у бывших цеховиков и спекулянтов, имевших унаследованные от социализма нелады с законом, но зато и начальный капитал, и множество неформальных связей с деловыми людьми. Несильно отставали от них и весьма проворные комсомольские вожаки, а позже и просто талантливые молодые люди, начинавшие с роли обычных «челноков». Моя дорога производственного мастера, а позже весьма молодого начальника цеха, заместителя директора по экономике, кандидата наук и автора книг по социологии не очень типична.

Заводу в пору моего карьерного взлёта было около сорока лет. Родился он до войны и, казалось, что, как и потребность в вооружении, будет вечно. Но увы! Сегодня на месте огромного завода — торговля импортным шмотьём, голливудские фильмы и развлечения. Но и этот импортный рай может в ближайшее время рухнуть. Стоимость валюты в конце 2014 года, по моим ощущениям, вплотную приблизилась к гибельной отметке. Мощная волна безработицы, зародившаяся ещё накануне украинских событий, но усиленная ветрами с Крыма и Донецка, раздутыми заокеанскими «друзьями», возможно, захлестнёт торгово-развлекательные центры и, выплеснувшись из них, может смести благополучие и спокойствие и богачей, и бюджетников.

Господи, как иррациональна эта ситуация с позиции недавней социалистической стабильности, когда главный дефицит выражался в нехватке рабочих, специалистов! Правда, оборотной стороной социалистической стабильности были талоны на все основные продукты питания и отсутствие промтоваров. Но для нас, не знавших благополучия других стран, такая жизнь была нормой. Мы были молоды, полны оптимизма и верили в мудрость коммунистической партии и советского правительства. Теперь же, увы, нет веры никому и ни во что.

Вечным, по моим ощущениям, был не только сам завод, но и его руководители, весьма колоритные, незаурядные и не похожие друг на друга личности. Особенно выделялись директор Николай Кириллович Довченко и главный инженер Рэм Михайлович Манн.

Директор был высокий мужчина с густыми мохнатыми бровями и пронзительным взглядом умных тёмно-коричневых глаз. Его манера степенного говора с характерным нажимом на букву «о» не оставляла сомнений в том, что он украинец и по национальности, и по духу. Действительно, родился он в городке с милым, завораживающим названием Белая Церковь, окончил Одесский университет по специальности «радиофизика» и распределился в Сибирь.

Главный инженер — еврей по национальности — был во многом противоположностью директору. Родился в Иркутске, по образованию инженер-механик, громкоголосый, не брезгующий острым русским словцом, не особенно статный, но зато более стремительный и энергичный, взрывной, но отходчивый, тоже с карими, но не такими пронзительными и яркими глазами, с характерным римско-семитским носом. Он также был типичным представителем своей национальности. Помню, как в одну из штурмовых ночей, ближе к утру, столкнулись мы с ним в сборочном цехе, и Рэм Михайлович поведал мне свой трудовой путь. А рассказать ему было о чём. Начинал он на нашем заводе в 15 лет автослесарем, когда по России громыхали немецкие танки. В 16 его повысили до водителя машины, работающей на дровах, причём ему выпал завидный жребий возить легендарного первого директора завода, самого Александра Александровича Ежевского, будущего министра сельскохозяйственного машиностроения СССР. Вся жизнь главного инженера прошла на одном предприятии. Совпало или нет, но с его уходом любимый завод сразу же рухнул и бесследно растворился в водовороте рынка.

Колоритным украинцем, как и директор, был его заместитель по производству — Валерий Кучменко. Его высокая фигура, статная выправка мастера спорта по велогонкам, а главное, густой бас, похожий на медвежий рык, наводили буквально страх на многочисленную рать заместителей начальников цехов по производству и диспетчерский аппарат. Повиновение ему было абсолютным.

Основные инженерные службы возглавляли также довольно яркие личности, причём еврейской национальности. Главный конструктор Владимир Фридман, главный технолог Арон Коган, заместители Ефим Миркин и Марк Погребинский — все они были весьма уважаемыми людьми. Антисемитизма в заводской среде не было никогда. Грешили этим качеством разве что писатели. Не случайно их организация раскололась из-за публикации «протоколов сионских мудрецов» на два лагеря. Не поручился бы я в этом плане за духовенство, но особенно за партийных работников, определяющих кадровую политику. Одного из моих товарищей национальность всё-таки подвела. Заведующий машиностроительным отделом обкома КПСС, курирующий оборонную промышленность, не рекомендовал утверждать в должности заместителя главного инженера М. Погребинского. Он полагал, что главный инженер и так допустил явный перебор. Дело дошло до того, что у Марка, действительно прекрасного специалиста, до глубины души задетого вселенской несправедливостью, начались серьёзные сбои в организме и с давлением, и с ритмом сердца. Промучив кандидата на должность более полугода, обком партии всё же сдался и позволил утвердить очередного еврея, строго предупредив главного инженера о необходимости более взвешенной кадровой политики.

Среди руководителей производства такого перебора не было, да и места там были весьма горячие, поэтому на мою фамилию никто не обращал внимания, хотя, впрочем, мать у меня, Ольга Андреевна Миронова, была русской. Назначение меня, вчерашнего студента, хотя и ленинского стипендиата, прошедшего всего лишь годовую школу старшего мастера и полугодовую — заместителя начальника цеха, руководителем одного из самых крупных (более 600 человек) и отстающих цехов, было очень смелым и рискованным шагом авторитетного директора. В ту пору, восприимчивый ко всему новому, я очень многое успел почерпнуть и у еврейско-украинской команды умнейших руководителей завода, и, что не менее важно, у опытнейших мастеров своего цеха. Буквально все мои мастера были так называемые практики, то есть без высшего образования, выходцы из рабочих, но с богатым опытом и знанием жизни. Через полтора-два года работы настоящей сенсацией на заводе стало вручение моему цеху переходящего Красного знамени за победу в социалистическом соревновании. Причём проходило это мероприятие весьма торжественно в Музыкальном театре, и шёл я со знаменем под шквал аплодисментов через весь зал по ковровой дорожке, как в будущем хаживали губернаторы во время инаугурации.

Двенадцатичасовой, а в последние дни каждого месяца и круглосуточной эффективной работой я оправдал ожидания директора и вывел отстающий сварочно-штамповочный цех, мёртвой хваткой держащий смежные сборочные цеха, из прорыва.

Сегодня, спустя десятилетия, имея высокие областные и даже правительственные награды, то Красное знамя, вручённое мне, молодому специалисту, оставшемуся навсегда в далёких семидесятых годах, считаю самой важной наградой, вырванной в тяжелейшей борьбе. Нередко во сне я возвращаюсь и в свой родной цех, и в свою мелькнувшую юность. Стоит закрыть глаза, и на нейронном экране памяти легко оживают события и люди тех, ставших уже далёкими, лет.