Книга Воспоминания Понтия Пилата - Анна Берне
- Жанр: Книги / Историческая проза
- Автор: Анна Берне
(18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна Берне, родившаяся в 1962 году, погружена в историю, начиная с раннего детства. От своего отца, журналиста, специализировавшегося на истории и археологии и читавшего своей маленькой дочери греческую мифологию, а также от матери, которая работала преподавателем, она унаследовала огромные познания в истории культуры.
В институте Анна Берне изучала право и историю, избрав в конце концов профессию журналиста, а затем писателя. Она является литературным обозревателем ряда журналов, в том числе ежемесячной «Истории».
Кроме того, Анна Берне выступила в роли поэта, композитора и исполнителя собственных песен, о чем свидетельствуют два выпущенных ею диска.
Писательница выпустила в издательстве «Перрен» следующие биографии и исторические эссе: «Бернадетт Субиру» (переведена на итальянский); «Мадам де Севинье»; «Великие времена шуанов»; «Исследования об ангелах» (переведена на немецкий и португальский); «Брут, идейный убийца»; «Гладиаторы» (переведена на итальянский); «Христиане в Римской империи».
Принесший ей международное признание роман «Воспоминания Понтия Пилата» вышел в издательстве «Плон». Роман получил приз Академии Бретани и был переведен на немецкий, испанский, греческий, португальский, русский и литовский языки.
В настоящее время Анна Берне работает над романтической трилогией «Знамена короля», действие которой происходит весной 1793 года во время восстания шуанов на западе Франции.
Образ Понтия Пилата на протяжении столетий подвергался самым разным художественным интерпретациям. Достаточно вспомнить знаменитую картину Н. Н. Ге «Что есть истина?», роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»… Имя чиновника, ускользающего от ответственного решения, стало нарицательным, а его знаменитые слова: «Я умываю руки!» — крылатыми.
В древности отношение к Пилату было неоднозначным. Уже во втором столетии апокрифическое «Евангелие от Петра» возлагает ответственность за казнь Иисуса не на Пилата, а на Ирода Антипу; один из ранних апологетов, Тертуллиан, считал, что Пилат был в душе христианин; по мнению церковного историка Евсевия, прокуратор покончил жизнь самоубийством. А вот Коптская и Эфиопская Церкви канонизировали прокуратора Иудеи как святого…
Мало кто задумывался над тем, что на Руси «Пилатово Житие» переписывалось и перепечатывалось самыми ревностными блюстителями древнего благочестия — старообрядцами…
В книге «Страсти Христовы», известной в славяно-русских списках с XV века, повествуется о том, как Пилат перед лицом императора Тиверия раскаялся в своем преступном равнодушии к судьбе Иисуса и стал молить его об усугублении собственной казни: «…господине, державный Кесарю, повели мне дата велие мучение, да отпустятся греси мои».
А затем воззвал ко Всемилостивому Господу: «Помилуй мя, Христе царю, Сыне Бога Живаго и Творче всесильне, согреших аз пред тобою, предав тя на распятие неповинна суща».
И тут — о чудо! — открылись ему двери рая: «И се глас бысть с небесе к нему, глаголя: „Радуйся, Пилате, яко за мене ради страсть сию приемлеши, вниде убо во обитель отца моего, се бо отверзошася тебе врата райская“».
Как попало это апокрифическое сказание в древнерусскую книжность, остается пока неясным. В основе его лежат очень древние «Деяния Пилата», вошедшие в состав так называемого «Евангелия от Никодима». А оно, в свою очередь, было известно славянским книжникам уже в XIII веке… Показательно, что у православного читателя эти тексты находили несомненное понимание и сочувствие на протяжении нескольких столетий.
В древнем апокрифе о Пилате отражена, конечно, не историческая правда, а стремление к полноте торжества правды божественной, сила которой особенно явна в покаянии и прощении самых тяжких грешников.
Роман современной французской писательницы Анны Берне «Воспоминания Понтия Пилата» — это своего рода опыт новозаветного апокрифа. В сюжетной канве отражены евангельские события и свидетельства эпохи, сохранившиеся в трудах Иосифа Флавия, Филона Александрийского и др. Анна Берне проявила скрупулезное внимание к мельчайшим подробностям быта, топографии, политическому фону эпохи. Но главное для нее — это история души, внутренняя драма римского всадника, высокопоставленного чиновника, верного традициям своего рода, которого поиски Истины привели к вере в Сына Человеческого.
В XX веке уже была сделана попытка воссоздания литературного наследия Понтия Пилата. В 1928 году в Лондоне Вильям Персифаль Крозье (1879–1944) опубликовал «Письма Понтия Пилата, написанные во время его правления в Иудее к своему другу Сенеке в Риме». Охватывающие период от назначения прокуратором до суда и казни над Иисусом Христом, они представляют Пилата неизменным стоиком, а не утверждающимся в вере христианином. Возможно, Анна Берне и была знакома с этой книгой, но замысел ее совершенно иной. В. Крозье создал исторический апокриф, а французская писательница стремится раскрыть правду души, возвращающейся к Истине через покаяние…
У каждого из нас бывают поводы задуматься: не напрасно ли умер Христос? Анна Берне убеждена, что нет. К этой вере приходит и герой ее повествования, вновь ставя все тот же вековечный вопрос перед читателем…
Нет такой власти и науки, которая могла бы решить его за нас.
И ответ на него каждый должен дать себе сам.
Спасибо Анне Берне, что она так проникновенно сумела об этом напомнить.
Франсуа-Ксавье де Виви посвящается
Пилат сказал Ему: итак, Ты Царь?
Иисус отвечал: ты говоришь, что я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.
Пилат сказал Ему: что есть Истина?
И в эту ночь Прокуле вновь снился Галилеянин. Она не сказала мне об этом, однако я знаю. Я знаю это по ее молчанию при пробуждении, по взгляду, обращенному на меня, по немому упреку, стоящему в ее глазах. Упрек ли это? Нет… Я читаю в них страдание, бездонное, глубокое, как море; неисцелимое. И в нем повинен я. Ее глаза словно говорят мне:
— Кай, что ты наделал?
И когда Прокула так смотрит на меня, ответ, единственный ответ, который я мог бы ей дать, не сходит с моих губ.
