Книга История военно-монашеских орденов Европы - Вольфганг Акунов

Александр Блок. Роза и Крест

Нам не представляется возможным дать адекватное описание истории военно-монашеских (духовно-рыцарских) орденов даже в самом сжатом очерке, не описав, как проходили сами крестовые походы. Ведь именно крестовые походы, это крупнейшее совместное предприятие стран Западной Европы, имевшее своей целью отнюдь не агрессию, а восстановление статус-кво перед началом исламской экспансии середины VII в. после Рождества Христова (далее – п. Р.Х.), явились колыбелью большинства духовно-рыцарских орденов.

Единственным исключением являлся орден госпитальеров-иоаннитов, основанный еще задолго до их начала, не позднее 20-х гг. XI в. (а отнюдь не в 1099 г., вопреки пышно отпразднованному современным папским Мальтийским орденом якобы 900-летнему юбилею иоаннитов!), однако именно крестовые походы оказали решающее воздействие на его превращение из странноприимного братства в военный орден. Основанный в качестве благочестивого сообщества для ухода за паломниками и больными, он превратился в рыцарский орден, главной задачей которого стала длившаяся на протяжении столетий борьба против исламского врага, нападавшего на христианские государства, образовавшиеся в ходе крестовых походов.

На раннем этапе своей истории эти ордены являлись скорее неформальными рыцарскими братствами (подобными аналогичным рыцарским братствам Святой земли, членство в которых, да и само существование которых носило для большинства входивших в них братьев скорее временный, чем постоянный характер – братства Святых Андрея и Петра в Акконе, братства граждан города Пизы, общеитальянское братство Святого Духа, английское братство Святого Эдуарда Исповедника, Акконское братство Св. Иоанна и Св. Фомы, и др.; из учрежденного в Святой земле братства Святого апостола Иакова впоследствии возник одноименный духовно-рыцарский орден, о котором будет подробнее рассказано ниже), оборонявшими небольшие пограничные крепости, или, точнее, укрепленные пограничные заставы, обозначавшиеся арабским словом «рибат».

Но довольно скоро братства стали приобретать все больше черт военно-монашеских орденов (от латинского слова «ордо», т. е. «порядок»), живших по достаточно строгим и обязательным для всех своих членов правилам (статутам, уставам). Рыцари-монахи (а если говорить о всех членах орденов, то воины-монахи) этих орденских братств имели с точки зрения эффективности борьбы с мусульманами целый ряд преимуществ перед светскими рыцарями и светскими воинами-крестоносцами.

Во-первых, они постоянно проживали в своих крепостях-монастырях, возведенных на тех территориях, границы которых они были обязаны охранять.

Во-вторых, они приносили обеты бедности и безбрачия, поэтому, не имея необходимости заботиться о собственном имуществе, семье и детях (которых не имели), могли всецело посвятить себя (наряду с молитвами) военному делу.

В-третьих (что немаловажно), рыцари-монахи, в силу самого своего казарменно-монастырского аскетического образа жизни и воспитания, отличались особенно пылкой верой (в наш атеистический век ее называли бы, конечно, христианским религиозным фанатизмом!), были идеально подготовлены к борьбе с мусульманами (магометанами) с точки зрения духовной, или политико-идеологической.

Впрочем, говоря об аскетическом образе жизни, ассоциирующемся в наших сегодняшних представлениях с образом схимника или монаха-затворника, истощенного постоянным постом и молитвами, мы не должны забывать об исконном значении слова «аскеза», означающего по-гречески «военная подготовка» или «воинские упражнения». И здесь мы вплотную приближаемся к разгадке таинственного и даже абсурдного (на первый взгляд!) феномена военно-монашеских орденов.

Что общего может быть на первый взгляд у монаха, чье дело – молиться за весь грешный мир, с воином, являющимся, казалось бы, убийцей (то есть заведомым грешником) по определению, или, так сказать, по профессии?

Между тем молитвенное делание, по слову святого апостола Павла, приравнивается к воинскому. И это далеко не случайно. Ибо Церковь Апостольская всегда была и остается церковью воинствующей. И по единодушному мнению Отцов Церкви, все христиане – как молящиеся, так и ратоборствующие против неверных с мечом в руках, – относились к одному и тому же типу «воинствующего человека».

Виднейший из древних Отцов Западной церкви – блаженный Августин, епископ Гиппонский (Иппонский), – еще в V в. п. Р.Х. сформулировал принцип взаимодополняемости: с одной стороны, те, кто в тишине духовным оружием поста и молитвы борется с невидимыми бесами (духами зла, «аггелами сатаны»); с другой – те, кто железным оружием на поле брани защищает молящегося от «видимых бесов» – иноверцев и еретиков.

И тех и других блаженный Августин считал защитниками христианского мира от врагов видимых и невидимых. Характерным в данной связи представляется дошедшее до наших дней послание блаженного Августина некоему Вонифатию (Бонифацию) – христианину и римскому воину, усомнившемуся в необходимости и возможности для человека, исповедующего веру в Христа, Который есть Любовь, воевать с другими людьми, хотя бы и не просвещенными светом истинной веры, ранить и убивать их:

«Итак, другие (священники и монахи. – В.А.), вознося молитвы, сражаются с невидимым противником. Вы же (воины. – В.А.), те, за кого они молятся, сражаетесь с оружием в руках против видимых варваров».

Мы видим, что наряду со сравнением, уравнивающим «бесов» и «варваров» (врагов христианской Римской империи), демонизирующим противника Христовой Веры, блаженный Августин утверждал, что война и ратный труд столь же священны, сколь и молитва, а молитва – военное действие.

Правоту сказанного вполне подтверждают и анналы церковной истории, из которых явствует существование еще со времен священной христианской древности тесного военно-духовного союза между «чином воинским» и «чином святительским» (употребляя терминологию царя Иоанна Грозного, используемую им в переписке с князем Андреем Курбским).

Конечно, времена теперь иные. И если ранняя церковь считала себя воинством Христовым (лат.: militia Christi), народом Божиим, поголовно мобилизованным на борьбу с врагами видимыми и невидимыми, то многие современные христиане предпочитают определять себя и свою веру в «терапевтических» терминах, видеть себя не воином, призванным на многотрудную службу, а пациентом в госпитале или лазарете.

Разумеется, ни одна армия не обходится без походного госпиталя или лазарета (доказательством чему служит существование военно-монашеских орденов госпитальеров и лазаритов, чьи рыцари неустанно наносили раны неверным и врачевали раны христиан; да и Тевтонский орден Приснодевы Марии, как уважаемый читатель узнает из настоящей книги, тоже возник в качестве госпитальерского братства), но никакой госпиталь или лазарет не может подменить собой всю армию, первейшая задача которой все-таки не исцеление больных и раненых, а битва с врагом и победа над ним. Поэтому все истинные христиане, души которых горят небесной приверженностью ко Христу, всегда осознавали себя находящимися не в церкви-«лазарете» (пребывание в котором могло быть лишь временным, пока не зарубцуются раны, нанесенные демоном, грехом или плотью), а в церкви – боевом стане, в церкви любви и войны.