Книга В поисках праздника - Виталий Капустянский

Посвящается Оле и Владимиру

Текст публикуется в авторской редакции.

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого. Моя входная дверь не запиралась, когда я был дома, и поэтому, с грохотом ударившись о тумбу для обуви, она возвестила мне о том, что, втиснувшись в мой узкий коридор, вошел Андрей.

– Ты готов? – с трудом опуская рюкзак, спросил он.

– Слушай, времени в обрез. Давай быстро разделим банки и – вперед.

Андрей согласился со мной и, расшнуровав рюкзак, начал извлекать из него банки с тушенкой, но ни одну банку он сразу не отдавал, а лишь расхвалив те или иные достоинства, словно они являлись ему родственниками по той или иной линии, он передавал их мне. Разделив банки, мы затянули рюкзаки и оставили их ненадолго в покое, я достал паспорт и вложил в него железнодорожные билеты и деньги. На часах было двадцать три сорок; переглянувшись с Андреем, я напоследок оглядел комнату и, вздохнув, закинул на колено рюкзак. Ночь, сгустив свои краски, сопровождала по одинокой улице двух совершенно разных южных туристов. Словно на ваших глазах происходило столкновение разных стилей, я был одет в спортивные штаны, белую футболку и синюю куртку, мои плечи давил станковый, пятидесятикилограммовый рюкзак, и мои кроссовки оставляли отчетливые следы на земле. Серая шляпа с лихо загнутыми полями венчала длинноволосую голову Андрея, его лицо с залихватскими усами напоминало хитрого гусара, хвост волос, обогнув шею, скрывался в недрах овчинного тулупа, под которым шли вельветовые ноги в ботинках на тракторной подошве. Если сказать несколько слов об Андрее, то он в некотором роде являлся той свободной личностью, которая чувствовала нетерпимость к малейшему проявлению насилия над его самобытной природой. Он умел играть на гитаре, аккордеоне и саксофоне и обладал тонким чутьем на грандиозную пьянку. Пил он много, но всегда при этом выдерживал осанистый вид, словно от него многое зависело. На женщин, обладавших телесной индивидуальностью, он выражал бурную реакцию, начиная метаться и восклицать. По дороге Андрей сообщил мне, что паспорт он не взял и что, в случае чего, объявит себя бродячим музыкантом. Дойдя до металлического скелета автобусной остановки, мы прижались к ее ребрам тяжелыми рюкзаками. Андрей стал жаловаться мне, что рюкзаки оказались очень тяжелые, и я вновь убедил его в том, что лучше запастись продуктами сразу, чем бегать в незнакомом городе в поисках еды. Убеждая Андрея, я увидел в конце темной улицы два желтых знакомых огня. И через минуту мы ехали в громыхающем автобусе на станцию. На вокзале нас ждали Володя и Олег, у них были небольшие рюкзаки и спортивные сумки. Они встретили нас, как полярников, собирающихся ехать на зимовку, особенно это относилось к Андрею.

– Феноменальные рюкзаки! – воскликнул Володя.

– Они решили открыть новую землю, – смеясь, сказал Олег.

– Андрей, полярная станция ждет тебя, – вытянув руку вверх, сказал Володя.

– Хватит шутить, нам пора в дорогу, дачники, – сказал я и шагнул в вокзал.

Путь к платформе проходил через железнодорожный деревянный мост, подъем по которому с тяжелыми рюкзаками оказался нелегкой задачей. Андрей снова запричитал, благословляя меня такими словами, которые произносим мы в момент постижения тяжелой истины. Это была первая проверка на прочность наших молодых мускулов. Мост был тем последним звеном, что соединяло нас с нашим городом. Словно цветные карандаши, разбросанные по полу, мы были собраны невидимой рукой судьбы в одну тесную стопку. И сейчас черный океан ночи уносил нас в то сладостно-неизвестное и далекое, то, к чему так стремились, наши молодые, изголодавшиеся души, к желанному, южному побережью, овеянному морским дыханием. И чтобы навсегда сохранить яркие картины южной жизни, я захватил свой квадратный фотоаппарат «Любитель». Последняя, ночная электричка, словно большие ножницы, разрезала черный бархат таинственной ночи своим ярким светом, она привезла нас к главному причалу нашего путешествия. Курский вокзал встретил нас огнями и гулом голосов, светящиеся буквы высвечивали загадочное «Моква» вместо Москва, словно мы попадали в один из южных городов, что придавало всему желанную неизвестность. Поезд отходил в три часа ночи, и нам предстояло ожидание в течение двух с половиной часов. Опустив рюкзаки на теплый пыльный асфальт, мы познакомились с тремя спутниками, которые давно ожидали нас со скучными физиономиями.

– Саша, – сказал парень, одетый в спортивный костюм, на котором красовался герб «Сборная СССР».

Крепко сложенный, со скуластым и открытым лицом и волосами, зачесанными назад, он добродушно протянул мне руку.

– Виктор, – крепко пожимая руку, ответил я.

– Женя, – ответил второй спутник, который являлся полной противоположностью своему товарищу.

Худощавый и длинноносый с кучерявой шевелюрой на голове, он выделялся от остальных спутников едким юмором.

– Хорошие у вас рюкзаки. Ребята тренируются, ну что же, это их право, кому-то отдых, а кому-то тренировки, это правильно. Мне это нравится, – сказал Женя, двумя руками пожимая руку недовольному Андрею.

– Семеныч, – сказал третий спутник.

Его имя было принято нами единогласно. Крепкие накаченные ноги выдавали бывшего велосипедиста, все его лицо и тело покрывали веснушки, отчего хотелось пошутить, назвав его муравейником на двух ногах. Добавим к его внешности добродушное, чудаковатое поведение и этот первобытный смех, гортанные звуки которого шли из неизвестных никому недр, от которого все тело дергалось в радостных конвульсиях. После увесистого рюкзака я почувствовал себя голодным, но выпады Андрея вынудили меня остаться в компании.

– Я предлагаю выпить за отъезд. Надо, надо, надо, – нараспев повторял он.

– Андрей, я думаю, здесь не место для пиршества. А кроме того, нам нужно сесть в поезд нормальными людьми.

– Между прочим, это историческое место, отсюда уезжал дедушка Ленин, – иронизировал Женя.

– Андрей, осталось совсем немного до отъезда. Ну, неужели нельзя потерпеть, – убеждал я.

– Все будет нормально. Никто не напьется, так что иди и смело подкрепляйся, не переживай, – заверил меня Саша.

Быстрыми шагами я миновал платформу и влился в блуждающую массу людей и очередей. Недолго думая, я подключился к одной очереди, и скоро молодой человек в синем халате извлек из стеклянного лотка четыре бутерброда с копченой колбасой. Расплатившись, я встал в очередь за шипучей фантой. И, получив холодный стакан оранжевой жидкости, я смачно жевал бутерброд, оставляя на колбасе отчетливые отпечатки своих пальцев. Мой сытый глаз выхватывал наиболее ярких людей. То это был казах в тюбетейке и пестром халате, гордо облизывающий мороженое. То женщина с пышным хвостом волос, одетая в белую марлевку и джинсовую мини-юбку, обладательница длинных, красивых ног. То группа цыган с их вечно грязными детьми. Окончив вокзальный ужин, я зашел в кооперативный туалет и, вымыв тщательно руки, несколько раз освежил холодной водой лицо. Теперь я был удовлетворен и поэтому не спеша сушил руки и слушал разговор симпатичной девушки, дежурившей в кабинке, сидя за кассой, с молодым человеком. Он уговаривал ее куда-то пойти, а она всякий раз, когда он настойчиво смотрел ей в глаза, отворачивалась, пожимая плечами. Так, замечтавшись, я вдруг вспомнил, что неплохо бы узнать, который час. Оставив пару в нерешенном положении, я покинул туалет и вышел за пределы душного зала.