Книга Горький инжир - Анна и Сергей Литвиновы

Никогда не думал, что безмятежный отдых у моря может обернуться таким кошмаром.

Впрочем, как критично отзывается обо мне Римка, моя помощница, – свинья грязь всегда найдет.

Но давайте обо всем по порядку.

* * *

В художественных произведениях у частных детективов обычно не бывает родни. Исключение, пожалуй, составляет лишь Майкрофт, брат Шерлока Холмса. Но, согласитесь, в книгах о знаменитом сыщике роль родственных связей крайне слаба. (И в английском сериале с Камбербэтчем, в сравнении с первоисточником, значимость Майкрофта Холмса чрезмерно преувеличена.) Однако в жизни у сыщиков, как и у всяких жителей планеты Земля, обычно имеются мамы-папы, братья-сестры, племянники-дядья. Вот только с женами напряженка. У меня, во всяком случае.

Зато у меня есть, представьте себе, двоюродная бабушка. Зовут ее Маргарита Борисовна.

Главное достоинство старушки, как ни цинично сие прозвучит, – ее местожительство.

Проживает Маргарита Борисовна у самого синего моря, в Краснодарском крае, в поселке Тальяново. Всегда можно сорваться и примчаться к ней поплавать-позагорать. В ранней молодости я немало ее гостеприимством злоупотреблял. И с девушками приезжал, и с дружком моим армейским Саней Перепелкиным (сейчас Саня стал полковником и занимает кабинет на Петровке), и с целой компанией. Маргарита Борисовна была радушна, а места в доме и на участке всем хватало.

Но впоследствии незатейливым сельским удобствам, что предлагала она, появилась мощнейшая конкуренция со стороны пляжей «все включено» Турции и Египта. Да и деньжата в кармане у меня зашевелились. В итоге двоюродную бабушку, к стыду своему, я подзабыл.

Правда, контактов с Маргаритой Борисовной, как воспитанный человек, не терял. Временами ей позванивал – честно поздравлял с Новым годом и днем рожденья. Но с недавних пор она – вот бойкая дама! – стала чаще напоминать о себе. Освоила – в своем, довольно преклонном возрасте – интернет, вступила в социальные сети, стала пользовать мессенджеры, названивать по скайпу. В письмах и месседжах затрагивала разные темы, но центральной оставалась одна: «Приезжай, Пашенька, погостить». Всегда бодрая и активная, Маргарита Борисовна, которую я бабушкой-то никогда не называл, исключительно тетушкой, стала частенько давить на жалость: совсем я, дескать, одна осталась – ни родственников, ни даже друзей. Во всем мире имеется лишь один родной человек: ты, Пашуля. Да и стара я. Кто знает, если промедлишь, доведется ли снова свидеться?

А тут вдруг зазвучала в ее исполнении новая песня. Позвонила мне тетушка по скайпу и в ходе разговора неожиданно наклонилась ближе к камере, понизила голос и говорит:

– Боюсь я что-то, Пашенька.

– Боитесь? Чего? Или кого?

– Не переживу я эту зиму.

– Со здоровьем что-то неладное?

– Нет-нет, не в том дело.

– А в чем?

– Вот ты приезжай, я все и расскажу, – ушла она от вопроса, натужно рассмеялась и перевела разговор на другую тему.

В итоге я поддался жалости и повелся на интриги. Вдобавок всегдашняя приманка – в виде моря по эконом-варианту – на меня подействовала.

В хмурый осенний денек, когда в Москве зарядили дожди, никаких незакрытых дел надо мной не висело, а прогноз на Черноморском побережье сулил сплошные плюс двадцать пять, я оставил на хозяйстве Римку, оседлал своего верного четырехколесного Росинанта и еще до рассвета выехал в сторону Тальянова и Маргариты Борисовны.

* * *

Приятно, когда в ходе долгого путешествия температура за бортом авто неуклонно повышается. Начиналось все с плюс пяти хмурым московским утром. Но к середине второго дня, после донских и кубанских степей, предгорья Кавказа встретили меня ослепительно ярким небом, чистейшим воздухом и припекающим солнцем. Леса, покрывавшие горы, были лишь слегка тронуты желтизной.

Какой контраст в сравнении со столицей, где желтые и алые клены вовсю сбрасывали листву, а под низким небом стучащие зубами москвичи тщетно жаждали включения парового отопления! Поистине благословенный край!

Неуклонное потепление придало мне силы, и я завершил полуторатысячекилометровый путь раньше, чем планировал – около четырех часов второго дня.

* * *

Старушка меня ждала. Испекла пирог и приготовила миску инжира.

С гордостью сказала:

– Инжир свой. Без всяких химикалиев. Ешь, пока не посинеешь.

Выглядела Маргарита Борисовна не очень здорово. Десять лет, что миновали с нашей последней встречи (и что скрывал скайп), прошли для нее недаром. Худенькая и совсем седая – да, она двигалась быстро – после очередного тура возни на кухне начинала задыхаться, резко бледнела и была принуждена присаживаться и отдыхать. Казалось, она усохла и сгорбилась, а шишковатые пальцы рук скрючил артрит.

– Тетушка, неужели вы сами инжир для меня собирали? – удивился и умилился я.

Она неожиданно смутилась и проговорила неопределенно:

– Да нет, не сама. Есть у меня помощники. – И тему развивать не стала.

Дом бабуленьки притулился на склоне горы, и участок резко уходил вверх. Тетя Марго спросила, где я предпочитаю ночевать: в ее большом и теплом доме или в маленьком, неотапливаемом, гостевом? Домик для гостей располагался на краю принадлежавшей ей территории – дальше, безо всякого забора, начинался лес. Рядом с домиком стояли два молодых дубка, которые за время моего отсутствия сильно прибавили в росте, а дальше могучие дубы, перемежаемые подлеском, распространялись высоко в гору.

Я выбрал для проживания, как всегда, маленький гостевой, тогда хозяйка выдала мне комплект постельного белья и приказала взять электрический обогреватель.

– Ты уж прости, Пашенька, я тебе стелить не буду, не дотащусь.

К гостевому домику вело по склону двадцать семь крутых ступеней. Когда-то их бетонировал муж тетушки, Игорь Поликарпович. С тех пор ступеньки поросли травой и мхом и наполовину осыпались.

Поликарпыч исчез в середине девяностых. Сильно любил он выпить, многажды пропадал из дому на два-три дня, на неделю. А в один «прекрасный» день сгинул с концами. Ни его самого, ни тела так и не нашли. Девяностые вообще были не самым ласковым временем по отношению к аутсайдерам. Спустя пять лет Игоря Поликарповича официально признали умершим.

Я дотащился с обогревателем до гостевого домика. Открыл дверь ключом, распахнул окно. Было заметно, что в домике давно никто не жил. Воздух затхлый и влажный, по углам развесились клочья паутины, лампочка, когда я включил свет, вспыхнула и перегорела.

С тех пор, как я живал здесь, обстановка не переменилась и оставалась подлинно спартанской. Меня ожидали две кровати, застеленные солдатскими одеялами, и одна тумбочка. На стене – вешалка и две картинки из иллюстрированных журналов, забранные в сиротские железные рамки: «Медведи в лесу» и «Иван Грозный, убивающий своего сына». Я приладил обогреватель и решил протопить перед сном, прогнать вековую влажность.