Книга Лета 7071 - Валерий Полуйко
- Жанр: Книги / Историческая проза
- Автор: Валерий Полуйко
(18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Валерий Васильевич Полуйко – русский исторический писатель, долгое время живущий в Донбассе. Родился он в 1938 году, в Курске. Еще в юности Валерий Полуйко переехал в Ворошиловград (современный Луганск), где после окончания школы начал работать на заводе. В то же время у него возникает интерес к главной теме последующего творчества: к всестороннему изучению эпохи Ивана Грозного. Постепенно у юноши открылся литературный талант; он едет в Москву, поступает в Литературный институт. В столице Валерий восполняет свой интерес к бурной эпохе российского прошлого посещением Библиотеки им. Ленина, Исторического музея, кремлевских музеев, других мест Москвы и Подмосковья, связанных с жизнью первого русского царя. В дальнейшем, уже во взрослой самостоятельной жизни, став писателем, Валерий Полуйко объехал множество древнерусских городов, где побывал главный герой его произведений: Новгород, Псков, Полоцк, Великие Луки, Ярославль, Углич, Вологда и пр. Еще в институте он принялся составлять словарь языка Ивана Грозного. Дипломной работой молодого писателя стала драма «Опричники», но еще раньше, на последнем курсе института Валерий Полуйко принялся за исторический роман о событиях времен Ливонской войны. Роман был издан в 1979 г. под названием «Лета 7071». Он имел большой успех и не раз переиздавался. Впоследствии были написаны еще три романа о Грозном.
Как известно, личность Ивана IV неоднозначно оценивается как историками, так и общественным мнением, которое создается в том числе и под влиянием литературных произведений. Современный читатель, безусловно, встречал самые противоположные оценки государственной деятельности и частной жизни первого русского царя. Валерий Полуйко находится на стороне тех, кто в целом положительно оценивает личность Ивана Грозного, считает царя выдающимся строителем русского государства. Свои убеждения он подтверждает огромным объемом историко-архивных исследований, раздумьями над накопленным фактическим материалом.
В одном из поздних интервью писатель признавался: «Я преследовал главную цель: проследить в полной мере год за годом, месяц за месяцем, неделя за неделей, а иногда даже день за днем, от рождения до самой смерти Ивана, чем он занимался, что делал и как делал…» Писатель тщательно сопоставлял события царской жизни, «так как разные источники сообщали эти факты по-разному, с вариантами, а зачастую были неполны и противоречивы». Далее автор раскрывает тайны своей творческой мастерской: «В поисках истины, в поисках исторической достоверности… выбираешь долгие мучительные поиски, ибо истина никогда не лежит на виду». Бесконечная запутанность и противоречивость свидетельств, откровенные фальсификации, веками складывавшиеся исторические штампы приводят, как полагает писатель, всего лишь к версии, ибо «истиной в полном объеме не владеет никто: ни писатель, ни ученые-историки». Факты не полны и порой противоречивы, а поэтому «труды, выходящие из-под пера ученых-историков, – это тоже версии». Таким образом, если Валерий Полуйко убедит в большей вероятности именно своей версии событий того далекого времени, читатель станет его союзником в оценке жизни и деяний Грозного, если же нет, то пусть скептик отнесется к роману именно как к оценочной версии, не отбрасывая всего богатства фактов, приводимых автором. Ну, а художественные достоинства его романов подтверждены полученными писателем литературными премиями имени В. Даля, имени В. Пикуля, имени А. С. Грибоедова.
«Лета 7071» (1979)
«Государь всея Руси» (1996)
«Третий Рим»
«Лихолетье»
1
Стояла гиблая, бесснежная зима. Мрачно и тревожно было на Москве в эту зиму: от самого Воздвиженья ждала Москва набега крымцев. Лазутчики еще до первых распутиц доносили царю и боярам о суматохе и сборах в Крымской Орде…
Царь был сумрачен, но спокоен. Казалось, жила в нем какая-то тайная надежда, и он смиренно вверялся ей, а может, и вправду не страшился Девлет-Гирея с его дикой Ордой и ждал терпеливо исхода. Только все могло быть иначе, и мысли царя, и задумы могли быть смелей и дерзостней! Кто мог разгадать их – он и Богу не поверял своих дум и намерений.
По Москве ползли слухи, будто бояре в сговоре с крымцами и только ждут их прихода, чтоб отворить ворота города. Посадские кричали на площадях, что царя опоили колдовским зельем и спрятали в каком-то замосковном монастыре, чтобы он не смог помешать им.
Посадский народец буен и дерзок. Ежели посадские начинают роптать – жди бунта. В год государевой свадьбы, когда случился на Москве великий пожар, такой великий, что полгорода выгорело с посадами и слободами, это они, посадские, выволокли из Кремля родича царского князя Юрия Глинского и отсекли ему голову на торгу, где казнили в обычай разбойников, а после явились в село Воробьево, к самому царю, требовать, чтоб он выдал им бабку свою Анну Глинскую – за то, что будто она своим волховством Москву выпалила.
Посадские ропщут от страха за животы свои да за пожитки… Подступит крымец к Москве – бояре, да служилые, да купцы с добром своим да с семьишками в Кремле спрячутся, отсидятся, а им, злосчастным, Чертольским да Арбатским, Дмитровским да Покровским нет защиты от крымцев. Возьмут они город или не возьмут, а посад непременно разорят, пожгут…
2
На Арбате, возле церкви Воздвиженья, людно и гомонно. Плюгавый монах спихивает с паперти прямо в лужу, подернутую легким ледком и загаженную конским навозом, кудлатого, оборванного юродивого.
– Людя! Братя! – скулит юродивый, изнеможенно отбиваясь от монаха и схватывая по-рыбьи обезображенным ртом холодный, промозглый воздух.
Толпа гудит, набраживает злобой… Передние обступают паперть, насупленно и истомно, как заезженные лошади, дышат густыми клубами пара…
– Не трожь юродного!
– Побойся Бога!
– Людя! – Юродивый, подталкиваемый монахом, сползает с паперти в лужу, становится на колени. – Христиане! Расею казнят!
– Оставь юродного! – наступают на монаха самые решительные. – Добром тебя просим!
Монах стоит перед толпой, расставив широко ноги и скрестив на выпуклом животе желтые руки, – ни страха в его глазах, ни смятения: совесть его спокойна, он ничем не поступится в угоду этому подлому люду. За его спиной – твердыня – храм господень, а на груди – святой крест… Кто посмеет поднять на это руку?!
Рот монаха раззявился в приторной зевоте, он лениво, слабым бабьим голосом сказал:
– Он богохульник!
Юродивый дернулся, вскидывая свои лохмотья, что-то прокричал хрипло и невнятно и упал плашмя в лужу.