Книга Обнаженные души - Мария Тумова

Мадрид. Март 1939 г.

Незапертая дверь скромного жилища Сесара Моралеса резко распахнулась. Четверо мужчин едва протиснулись в узкий проем и внесли на руках раненого друга.

– Сесар! – Сильвия заметила откинутую чуть набок голову, ногу в крови и кинулась к мужу, но Хорхе схватил ее за руку, удерживая от порыва.

– Он ранен. Это только ранение.

Она смотрела на белое как полотно лицо мужа и с трудом верила, что это «только ранение». Он был в беспамятстве.

– Нам надо уходить, – жестко продолжил брат, когда Сесара уложили на простую деревянную кровать.

– Куда уходить? Когда, Хорхе?! Ты с ума сошел?

– Как только Сесар встанет на ноги. У нас есть не больше двух недель. Франко вот-вот войдет в Мадрид.

– Неужели ничего нельзя сделать?..

– А ты как думаешь? Нам опасно здесь оставаться. Еще в 36-м франкисты грозили расстрелять всех, кто сражался за Народный фронт, а теперь и подавно уничтожат. Если мне еще удастся затеряться в толпе, то твоему мужу пощады не будет.

Сильвия тяжело вздохнула. Другого выхода у них действительно не было.

* * *

Уже через две недели они двигались в караване усталых изможденных путников, с котомками и мешками за плечами.

Сесар еле волок ногу, за плечами у него был не слишком тяжелый мешок с вещами, им нечего было спасать и уносить с собой. На его руку опиралась ослабевшая Сильвия. Он и сам выглядел ужасно уставшим и сильно постаревшим.

Они шли в сторону Франции как к последней надежде на пристанище. Шли в тишине среди сотен и тысяч таких же обездоленных беженцев, у которых в этом мире не осталось ничего. Не строили планов на будущее. Бежали от прошлого. Уходили со своей родной и любимой, но отнятой и побежденной земли. И знали, что пока дороги назад не было.

28 марта 1939 года войска Франко вошли в Мадрид.

* * *

Франция их не жаловала гостеприимством. В беженцах видели угрозу распространения революционных идей и не церемонились с ними. Новое пристанище скорее напоминало резервацию, где царили нищета, болезни и безысходность.

Сесар стоял, опираясь на столб, вбитый в землю, один из опорных, держащих на себе своды шатра-палатки. Через пол, застланный листами фанеры, просачивался холод. Ткань шатра была плотной, но спасала только от ветра.

Сильвия закашлялась, беспомощно кутаясь в старенький, местами прохудившийся клетчатый плед. События последнего месяца подкосили ее и внутренне, и внешне. Смуглая кожа обветрилась, на лбу пролегла глубокая морщина. Волосы спутались, глаза впали и выцвели.

Сесар смотрел на жену, и жалость сжимала его сердце. Она увядала прямо на глазах, а он был чудовищно бессилен.

– Не переживай, Сесар, – словно прочла его мысли Сильвия, – Я ничего. Мне уже лучше.

Она попробовала улыбнуться, но зашлась в безжалостном приступе кашля.

Терпение иссякло, Сесар распахнул тряпичную дверь-створку. Небо хмурилось; капал легкий дождь; поднимался северный ветер. Он поспешил к границе резервации, которая охранялась французами, словно люди, обитавшие здесь, были не жертвами судьбы, а преступниками. У проволочного забора испанец окликнул одного из солдат:

– Послушай, дай мне выйти, я прошу тебя.

– Не положено.

– Хорошо, тогда помоги мне. Раздобудь лекарств. У моей жены лихорадка. Она очень плоха. Вот деньги, – он протянул солдату несколько скомканных банкнот. – Это все, что у меня есть.

Денег действительно было немного. Беженцам запрещалось не только покидать пределы резервации, но и работать.

– Не положено, – настоятельно произнес солдат.

– Да человек ты или нет, черт возьми?! – отчаяние сквозило в его голосе, в его полных боли глазах. – Человек умирает, а ты отказываешься протянуть руку помощи! Или мои деньги чем-то отличаются от других? Или сумма ничтожно мала?

– Дело не в деньгах. Лекарств нет, достать их негде. Что я могу?

Спустя полминуты Сесар разочарованно повернулся и побрел прочь.

Шли часы. Сесар сидел на простом деревянном стуле прямо посреди резервации, в пронзительной тишине, нарушаемой свистом северного ветра и редкими отдаленными голосами. Сзади незаметно подошел мрачный Хорхе.

– Она хочет видеть тебя, – коротко сообщил он.

– Ей хуже? – с каким-то болезненным смирением спросил Сесар.

Хорхе молчал. Сесар поднялся, подтянув ноющую ногу, и направился следом за другом. Около шатра Хорхе посторонился, Сесар откинул полог и ступил внутрь.

Сильвия лежала на тонком матрасе на жесткой деревянной кровати в углу. Сесар приблизился и нежно взял ее руку в свою ладонь. Она была холодна.

– Мне кажется, я умираю… Я уверена… И я счастлива, что ты был рядом, хоть и не любил меня…

– Сильвия!

– Я не виню тебя, ты был лучшим мужем на свете.

Он посмотрел на нее с болью и нежностью.

– Если бы я мог что-то изменить…

Она слабо покачала головой и неловко улыбнулась.

– Мне не страшно умирать. То, что происходит вокруг, ужасно. Но то, что грядет, во сто крат хуже… Мне было бы страшно оказаться на твоем месте, Сесар.

Она до боли сжала его руку. Это было ее последнее рукопожатие.