Книга Дорога патриарха - Роберт Энтони Сальваторе

«Она прекрасна», - думал Артемис Энтрери, глядя, как обнаженная Калийа идет к вешалке за одеждой. Движения ее были отточенны, как у всех прирожденных бойцов, она шла легко и грациозно, мягко опускаясь на пятки. Роста она была среднего, гибкая, но при этом крепкая, и под кожей, местами отмеченной рубцами шрамов, проступали сильные мышцы. «Она словно соткана из противоречий, страстный пыл в ней сочетается с чем-то зыбким, ускользающим»,- подумал Энтрери, следя за любимой взглядом. Она могла быть разной, и, когда они занимались любовью, становилась то яростной, то нежной, принося им обоим необыкновенное наслаждение.

Наверняка такая она и на поле боя. Калийа никогда не теряла голову в схватке и, сражаясь, обдумывала каждое движение. Свои достоинства и недостатки она знала превосходно, но противника оценивала еще лучше. И, несомненно, умела пустить в ход женские чары, чтобы усыпить бдительность врага перед тем, как выпустить ему кишки. Достойно уважения.

На обычно угрюмом лице Энтрери, предававшегося подобным размышлениям, мелькнула улыбка. Однако она тут же исчезла, и он вернулся к мыслям о себе самом. На вешалке, кроме одежды Калийи, висела и его черная шляпа с узкими полями, подаренная Джарлаксом. Головной убор производил такое же обманчивое впечатление, как и прежний его владелец - темный эльф. Шляпа обладала многими необычными свойствами, как физическими, так и магическими, - например, способностью охлаждать тело владельца, чтобы спрятать его от глаз, различающих не свет, а тепло. А в ленте скрывалась струна, позволяющая удержать шляпу на голове настолько плотно, чтобы она не свалилась даже при падении с лошади.

Да, внешность обманчива. Кто знает, что еще она таит?

После ночи, проведенной с Калийей, он спал без задних ног. Подруга вполне могла убить его, и Энтрери вдруг подумал, уж не зачаровала ли она его каким-то образом. Никогда еще он не чувствовал себя более беззащитным, чем с этой женщиной.

Да нет, успокоил он сам себя. В ее отношении не чувствуется фальши. Если только, конечно, Калийа не задалась целью полностью усыпить его бдительность, а потом попытаться напасть.

Спрятав лицо в ладонях, он потер усталые глаза и тряхнул головой. Хорошо, что так она не видит его горькую усмешку, - ведь от подобных мыслей и подозрительности у него точно когда-нибудь крыша съедет.

– Ну что, ты идешь? - спросила Калийа, возвращая его к реальности.

Он поднял взгляд. Она стояла у вешалки, по-прежнему нагая, но сейчас его внимание привлекло лицо женщины, а не ее обнаженное тело. Любой согласился бы, что прежде Калийа была удивительно красива, а ее серо-голубые глаза просто зачаровывали. В зависимости от обстоятельств - одежды, освещения - они могли становиться бледно-голубыми, такого удивительно прозрачного тона, что в сочетании с иссиня-черными волосами производили просто неизгладимое впечатление.

Черты лица Калийи были безупречны.

Но вот шрам… Он наискосок пересекал ее правую щеку и, уродуя губы, спускался к подбородку. Рубец этот нередко отражал ее ярость, становясь багрово-красным. Калийа словно выставляла его напоказ, отрекаясь от своей прежней красоты.

Но зато, когда на лице ее появлялась улыбка, одновременно и лукавая и грозная, Энтрери даже не замечал, как изувечены губы. Подруга казалась ему прекрасной, и, понимая, что шрам этот каким-то образом повлиял на ее характер, сам он не обращал на него внимания. Тайна, мерцавшая в глубине ее глаз, так завораживала его, что остальное казалось незначительным. Вот женщина тряхнула головой, и густые пряди рассыпались по плечам, и ему захотелось в тот же миг вскочить и зарыться лицом в их мягкий шелк.

– Мы же собирались поесть, - напомнила она, со вздохом натягивая рубашку. - Я думала, что у тебя после всего будет зверский аппетит.

Но едва голова Калийи вынырнула над воротом рубахи, улыбка ее разом исчезла - она увидела лицо своего возлюбленного. Выражение его вновь стало мрачным, причем Энтрери и сам не мог бы сказать почему. Ни о чем плохом он сейчас не думал, скорее, наоборот, ведь Калийа была светлым лучиком в его презренной жизни.

В последнее время на его лице часто появлялось это угрюмое выражение - а может, таким оно было всегда? - причем без всяких видимых причин. Правда, он часто злился - на все вместе и ни на что конкретно.

– В конце концов, мы вовсе не обязаны идти есть, - сказала она.

– Нет, что ты, надо пойти подкрепиться, уже довольно поздно.

– Что тебя гложет?

– Ничего.

– Тебе было плохо со мной ночью?

Что за глупый вопрос! Энтрери едва успел подавить усмешку, понимая, что Калийа напрашивается на комплимент.

– Мне всегда с тобой хорошо. Очень. И этой ночью тоже,- сказал он и с удовольствием отметил, что ей это приятно.

– Тогда в чем дело?

– Я же сказал, что все в порядке.

Наклонившись, Энтрери поднял штаны и принялся их натягивать, но замер, когда Калийа опустила руку ему на плечо. Подняв взгляд, он увидел ее озабоченное лицо.

– А по тебе не скажешь. Говори, в чем дело. Или ты мне не доверяешь? Что угнетает Артемиса Энтрери? Что такое произошло с тобой, что внутри у тебя как будто все время что-то клокочет?

– Не болтай ерунды, ты сама себе что-то напридумывала! - огрызнулся он и снова нагнулся за штанами, но она только крепче вцепилась в его плечо и заставила снова поглядеть ей в глаза.

– Скажи же,- настаивала Калийа.- Как появился такой безупречный боец? Откуда взялся Артемис Энтрери?

Он уставился в пол, но глаза его смотрели в пустоту. Мысленно он вновь вернулся к тому мальчишке, каким рос на пыльных улицах далекого портового города, где всегда либо пахнет солью и водорослями, либо в воздухе носятся тучи колючего песка, в зависимости от ветра.

* * *

Ветер, несший песок, бился в дощатые борта повозок, и они поскрипывали, даже стоя на месте. Лошади беспокойно переминались и время от времени пытались встать на дыбы, но узда не позволяла. Худой, но жилистый возница, напомнивший мальчику отца, с яростью стегал их плеткой.

Точно как его отец.

Сидевший в одной из повозок толстый торговец специями долго и пристально смотрел на мальчика. Глаза его были полуприкрыты тяжелыми веками, и этот странно гипнотизирующий, как у змеи, взгляд словно нагонял сон. Все же неспроста это, какая-то тайная сила была у этого неприятного, неряшливого человека, позволившая ему возвыситься над остальными торговцами, снаряжавшими сейчас обычный сезонный караван из Мемнона. Даже мальчик понимал, что все они подчиняются ему, хотя и ничего не смыслил в иерархии касты торговцев.

Но этот явно числился у них главным, и мальчик чувствовал себя польщенным, что такой важный господин снисходит до них с матерью. Когда же толстяк протянул золотые монеты, у мальчишки рот открылся сам собой и глаза чуть не вылезли из орбит. Золотые монеты! Он слыхал о них, знал, что такие бывают, но никогда прежде не видел. Однажды он видел серебряную монетку, которую какой-то чужой дядя дал его отцу, Белриггеру, а потом ушел с его мамой за занавеску.